опохмел Карагозовым бутылку самогона ополовиненную, лёг в полушубке, который надевал в поездку ответственную, в пимах завалился и шапку не снял. Не топил ведь. А одетым и без печки не морозно. Кот Ванька всего, принесенного из пивной с обеда вчерашнего дня, не успел съесть и, сытый, залез на грудь Витюше. Свернулся и мурлыкал негромко. Мало ли…Может, хозяин спать захочет. Шуметь, значит, надо тихонько.

А Витюша думал. Впервые за много лет размышлял медленно, скрупулёзно сверяя детали и нюансы жизни своей, глубоко думал и все слова, сказанные ему медсёстрами, доктором и Хохловым пытался осмеять, назвать их тупыми «пугалками» и дурью, которую врачи обязаны втюхать пациенту, чтобы жил он тускло и серо. А так существовать, как они намекали, противно, хоть и безопасно. От всего шарахаться и руки мыть перед едой – долго проживёшь без болячек. Но это ж не жизнь. Картинка не раскрашенная, а не мужицкая житуха. И надумал он сходить к Хохлову, а с ним вдвоём к местному «айболиту» Сергею Сизоненко. Показать бумажки с анализами из городского госпиталя. Что он скажет? Серёга-то врач толковый. При Хохлове тем более «гнать гусей» не будет. Скажет как есть. Скорее всего – доктор городской просто показал Витюше какой он толковый спец и припугнул. Такой метод лечения алкоголизма оригинальный. Перепугать. А пациент от страха пить бросит. Хорошее дело. Выздоровление без лечения.

Ночью чьи-то пальцы, засунутые в мягкие шерстяные перчатки, долго стучали в стекло. Надоело слушать это Витюше и он, споткнувшись в темноте об стул, почти подлетел к окну. За стеклом стояла Наташка Желябина, доярка совхозная и соседка. Тридцать лет ей летом отмечали компанией из обитающих в этом квартале. Жила она в следующем доме после Лёниного. Хорошая баба была лет пять назад. С фигурой, которую в самый раз на городском пляже демонстрировать. На зависть девкам, а мужикам для взбрыкивания охотничьего инстинкта. Потом, уже теперь три года прошло, муж её, Колька Желябин, дал по морде завгару с автобазы, где шоферил. Выпили они после работы по бутылке плодовоягодного и поспорили, что Желябин поднимет на грудь ось от «ГаЗ – 51». То есть Колька говорил, что поднимет, а завгар ехидно улыбался и утверждал, что ему слабо, хоть и пьёт он редко да понемногу. Ну, Желябин от земли ось оторвал, донёс до коленей и уронил.

– Нету в тебе силы, придурок.– Сказал завгар, – только чтобы скорость переключать хватает.

– Ну, ты ж видел, что ось скользкая. Масло не оттёрли пацаны, как мы просили, – разозлился Колька.– А что сила есть – на, примерь к себе.

Размахнулся он и всадил большой свой кулак завгару в челюсть. Тот вырубился и вообще сознание потерял. Увезли его в больничку и врач Сизоненко вправил ему вывихнутую челюсть да оставил на три дня лечить сотрясение мозга. Завгар вышел и сгонял в районный суд. Подал на Кольку заяву. На суде выяснилось, что завгару были нанесены побои средней тяжести из хулиганских побуждений, совсем без причины. Сел Колька на полтора года, а на зоне строил он с зеками дом. Гостиницу для транзитных железнодорожников на городском вокзале. Принимали с самосвала кирпич да что-то с кузовом произошло. Опрокинулся он слишком быстро и кирпичи с кучи в стороны полетели. Досталось троим. А Желябину кирпич воткнулся углом прямо в висок и его похоронили на зоновском кладбище за высоким забором «ИТК-ЛА – 4»

Желябин спиртное употреблял действительно редко, потому хорошо зарабатывал. Одел и обул жену как супругу секретаря райкома, дом забил мебелью и электромеханизмами. Два года- то и успели прожить вместе. Детей не рожали. Думали перебраться в город и уж там условия для сосунков куда лучше. Наташка родни не имела и после его погибели стала с горя поддавать, чтобы смягчит тоску по мужу. Привыкла быстро к пойлу. В питейные заведения не ходила, а спивалась с одинокими тётками, которых мужья бросили уже, потому как спились раньше намного.

– Чего тебе?– Заорал Витюша через два стекла.

– Выпить есть? Подыхаю! – Из последних сил прокричала Наташка.

Витюша привел её в дом, налил сто пятьдесят, Желябина после приёма первача посвежела и они начали говорить о судьбе проклятой. Долго говорили, потом она стала плакать и ронять голову на Витюшину грудь. И как, блин горелый, получилось, что они через пару часов разделись и завалились под несвежее одеяло – сами не поняли. Ну, Витюша точно не догадался. А утром Наташка хлебнула из горла, оставила глотка три теперь уже любовнику Шанину Виктору и сказала: – Ты ж знаешь, я читаю много. И не в институте увлеклась. До него задолго. Так недавно в журнале «Нева» в какой-то, не помню, повести неизвестного мне писателя нашла такие слова. Нашла – ладно. Так я их выучила и с ними в сердце живу.

«– Все мы, алкаши – «божьи слёзы». Господь нами, душами нашими пропащими, с небес плачет, а другим, тверёзым, нас показывает. Намекает, что не так уж праведно все остальные люди, не только мы, слёзы господни, жизнь строят. Не очень правильно кроят да шьют, вкривь, да вкось. Ломаются многие из нас от несовершенства повсеместного.Оттого и плачет Бог слезами горькими, душами нашими грешными, что нет у него сил – мир людей привести к благости и всеобщей любви. А вышло у него из сотворённого мира не пойми что, хоть и старался он во все силы свои сверхъестественные. И на нас, исковерканных пороками, нет у Господа надежд».

– И ведь как точно, а! Злоба кругом, войны, жадность, гордыня, зависть, обман… Всё обман, Витюша… Правда только в том, что мы живём в СССР, где всё дармовое, копеечное, но почти всё кривое и косое. А другие «божьи слёзы», они по всей Земле разливаются и не видим мы остальных. Но их – море бездонное. И всё как у нас. Кроме того, что у них главное – деньги. Одни пьют, другие анашу курят и кокаин нюхают, другие и пьют, и нюхают да грабят одновременно, убивают невинных, насилуют и слабых гнобят. Плохой мир, Витенька, и мы гурьбой всей не поправим уже его. Да и свою судьбу за что проклинать? Это твоя судьба. Это – моя. Другой нам не дали сразу и уже не дадут.

Витюша даже рот открыл, слушая Наташкину речь. Да, она грамотной, начитанной и умной была. Закончила факультет истории в городском педагогическом институте и полгода учительницей работала в райцентре Приозерском. А у неё мама, Евдокия Ильинична, болела крепко. Наташка и вернулась в Семёновку. Помогала