изо всех сил. А через два года всё равно похоронила маму. Порок сердца был у неё. Так и работала дояркой. Замуж удачно вышла. Но судьба уже всё расписала наперёд. И вот уже сидела она, похмельная, с чужим ещё вчера мужиком, и думала о том, как объединить две заблудившихся в жизненных дебрях души, чтобы между ними тепло родилось, а от этого тепла и жизнь вокруг согрелась для них, оттаяла и посветлела.

– А чего не бросишь бухать? – тихо спросил Витюша. – Всё и наладится. Я вот хочу уехать в город, бросить питьё и работать честно.

– Женщине труднее бросить. Я читала. Какие-то у нас гормоны есть, не поддающиеся, – Наташка с напрягом улыбнулась потрескавшимися губами.– Вот если кто поддержит, то легче. Давай будем любовниками и друзьями. Уедем вместе в город. И начнём совсем новую жизнь. Замуж я больше не пойду. Не смогу после Коли. А простые плотские отношения – телу радость. Хотя бы телу.

– А давай.– Подумав, обнял её Витюша. – Ум ты не пропила, слава богу. А я дурнее, но сильней. Так мы и победим напасть свою. Только мне надо к врачу Сизоненко сбегать. У меня в городском госпитале цирроз нашли. Если пить дальше, сказали, то месяц всего проживешь. Но я думаю, что нет у меня цирроза. Пусть Сергей Анатольевич удостоверит. Потом займу денег да и поедем.

– Зачем занимать?– Наташка засмеялась.– Я же работаю, зарплату получаю. Во, гляди.

Она сунула руку в карман тёплого пальто и достала аж пятьдесят рублей.

– Хватит и доехать, и устроиться жить, и на поиски работы, на автобусы потратить.

Витюша хлебнул самогон из горла и поперхнулся. Столько денег в одном месте он не видел очень давно.

– Ты посиди пока тут. – он вытащил из – под кровати пачку журналов за три года последних. «Советский экран» и « Юный техник» – Полистай их примерно часик. А я вернусь от доктора и продолжим планы строить. Да, может, и тянуть не стоит. Поедем сразу.

Хохлов поулыбался Витюшиным предположениям о докторе городском. Ну, что таким макаром он Витюшу хотел пугнуть и тем вынудить бросить пить.

– Ну, не знаю… – сказал он и стал серьёзным. – Сам говоришь, что печень как калёной пикой пронзает всё чаще. Ну, пойдём к нашему любимому доктору Сизоненко. Он талант. Не просто доктор. Он дар божий имеет. Серёжа без городской современной аппаратуры людей наших почти с того света вытаскивает. Полуживых, ёлки!

Сергей Анатольевич выслушал сначала про цирроз Зинчука и Самойленко.

– Это им в районной больнице таким диагнозом по голове дали. Я потом перепроверил, свои анализы сделал. Так у них гепатит. Причем не тяжкий вроде А и Б. У них форма С. Она, слава Гиппократу, лечится. Вот они оба пьют? И будут совмещать житьё с питьём. Я их вылечил. Нет больше и гепатита.

– Да… Кидают за воротник как хороший кочегар в топку, – засмеялся Витюша. Но ведь живут.

– Давай свои анализы и разденься до пояса. У меня тут тепло.

Обследовал он Витюшу подольше, чем городской врач. Крутил его всяко на кушетке, мял бока, что-то замерял на животе пальцами, потом воткнул ему иглу в вену, набрал крови и ушел. При этом лицо его было умиротворенным, он даже насвистывал знакомую мелодию.

– Если всё нормально- разрешишь уехать в город? – спросил Витюша Хохлова. – Я поеду с Наташкой Желябиной. У нас с ней… Ну, короче сплю я с ней. Один раз пока. Но не это главное. С женщиной мне в городе будет легче.

– Так она же сама пьёт. Не как вы, оглоеды, но тоже не по пятьдесят граммов «Саперави» в неделю раз, а тот же первач глушит каждый день. Хоть и не бутылками, конечно. Не как твои дружки да ты сам. Но женщине без помощи трудно выкарабкаться.

– Я буду помогать. Мне это даже хочется, – Витюша смотрел в пол. – А она мне поможет. Мы всё обговорим до мельчайших деталей. Наташка умная. Ей не повезло просто. Мама скончалась, муж погиб. Но она выберется при моей поддержке. А с ней и я. Она хочет завязать не меньше меня.

– Я не против.– Хохлов подал ему руку.– Позвонишь мне оттуда, адрес дашь, место работы. Если что-то не получится у вас, я приеду, заберу домой.

Пришел Сизоненко с тем же выражением лица, только свистел какую – то другую мелодию.

– Ну, а у тебя, Витёк, цирроз.– Он сказал это как- то легко, вообще без тревоги особой. Будто не цирроз убивал Шанина, а понос. – Сорок процентов печени – тю-тю.

–Твою мать!– оценил диагноз Хохлов.

Витюша промолчал, попросил у Сизоненко папиросу, хотя вообще-то не курил. Взял со стола спички и вышел на крыльцо. Плохо обернулось дело. Сергею Анатольевичу он верил как себе. Значит месяц-два, а похоронят без оркестра и рыдающей родни. Женьку Мальцева, убитого Лешим, брат Игорь один хоронил с Витюшей и старой матерью, если не считать мужиков с лопатами, которые гроб засыпали и холмик подняли. Брат крест вбил молотком в мягкую землю и привинтил табличку жестяную. В кладбищенской конторе написали на ней «Мальцев Евгений Васильевич. 12.05. 1938. – 6.11.1974». Вот всё, что после Женьки осталось. Забыли его уже через месяц. Жена бывшая с дочерью уехали жить к брату в другой совхоз за сто тридцать километров.

Он стоял на крыльце, вроде бы как будто курил, а на самом деле кашлял надрывно, визгливо. Со стороны слушался кашель как очередь из пулемёта, который скорострельно выплёвывал пули и они с визгом улетали в чисто поле.

– Чё, подыхать, так дома и надо подыхать. Куда ехать? Тут хоть Карагозов с кентами придет закапывать. А в городе проваляюсь пару недель в морге и выкинут на помойку. Да и чего жить дальше? Пить я в родной Семёновке вряд ли завяжу. Семью не создам. Кто за меня, алкаша, пойдёт? Работать не берут никуда. – Витюша почесал затылок и вернулся в больничку. Папиросу воткнул в снег на урне, куда до бурана бросали бинты не нужные и ампулы после уколов.

– Сегодня десятое. Двадцать один день до Нового года, – сказал он всем сразу. – Семьдесят пятый, блин, уже. В том году я жить буду в аду, а встретить и отметить его успею, а, Сергей Анатольевич?

Сизоненко и Хохлов засмеялись и слушал их безобидный смех Витюша потрясённо. Он, блин, через месяц «сыграет в ящик», а людям весело. И каким людям! Они поставлены жизнь мою охранять и поддерживать. Во, дают!

– Новый год ты встречай с подругой Наташкой