Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, убит капитан третьего ранга. И если Николай Викторович погиб условно, то квартальной премии Вадим Чистов лишился реальной. Это был удар ниже пейджера: они с Томкой столько всего на эти деньги собирались купить. Даже посмеялись по этому поводу — мол, хорошо, что денег не дали, а то б замучились делить их между мечтами. Но все равно было чертовски обидно.
А праздник тем временем набирал обороты.
Жених вышел весь в черном, стройный и красивый. Невеста была уже немножко беременна, что, впрочем, никого по нынешним временам не смущало. Все, веселье началось. И чем дальше, тем более бурное.
Только почему-то показалось Вадику, что с ним как-то необычно общаются. Как будто у него большие проблемы и его лишний раз не хотят беспокоить.
Он даже костюм оглядел перед зеркалом: не вылил ли что на себя ненароком.
Да нет, даже если б вылил, сказали бы, наверное. Когда третий или четвертый сослуживец уклонились от общения, Вадим взял молодожена за горло.
— Миха, что случилось? Чего от меня, как от чумного, шарахаются?
Тот опустил глаза.
— Не хотел тебе говорить, Вадька. Ты — лучший из нас. И ты мой друг.
— Так что случилось-то? — не понял Чистов.
— Ну, ты же слышал: на три корабля дивизиона оставляют два штатных состава.
— Слышал. А как это нас касается? Мы же только из училища, года не прослужили.
— Касается, Вадька. По тебе приказ подписан. Я у бати спрашивал, можно ли что-то развернуть, — он говорит, это не местная инициатива.
— Какой приказ? — все еще не понимал Вадим.
— Ты увольняешься в запас. По сокращению штатов.
— Как в запас? — ахнул Чистов.
Они незаметно ушли со свадьбы.
Вадику хотелось плакать. И чтоб папа Вова гладил его по голове рукой и говорил: будущие офицеры не плачут.
Будущие — и не плакали.
А бывшие?
Томка молча шла рядом, тревожно посматривая на любимого.
Она не знала, радоваться ей или печалиться. По всему выходило — радоваться. Сам бы Вадька никогда с флота не ушел, а значит, торчать ей здесь, без работы и развлечений.
Но как здесь порадуешься, когда твой любимый человек похож на большую, смертельно раненную птицу?
Томка не выдержала, подошла, обняла мужа. Нагнула его голову к себе.
Поцеловала прямо в глаза. Почувствовала на губах соленую влагу.
Что же ты делаешь, Родина?
Утром Чистов проснулся в неожиданно хорошем расположении духа. Точнее, он всегда просыпался в хорошем расположении духа. Пока не вспоминал, что Катя от него ушла.
Однако сейчас, вспомнив про это несуразное обстоятельство, в глухую тоску — как все последние времена — не ушел. Не сразу, но сообразил — почему: скоро, очень скоро он поедет осуществлять мечту своего детства, а также детства его детей.
Он поедет покупать щенка странной породы кане корсо.
Кстати, вчера, поделившись с обоими детьми этой новостью, получил горячее одобрение от Вадьки и просто кипящее — с воплями и радостными междометиями — от Майки.
Быстро умылся, сделал зарядку — она у Чистова была довольно продолжительной и изнурительной. Зато всегда доставляла удовольствие. Он же не Береславский, искренне считающий, что лучше сидеть, чем стоять, и лучше лежать, чем сидеть. Потом залез под ледяной душ и простоял ровно столько, пока кожа не стала розовой, а сердце вернулось из пяток.
Все, можно ехать.
На работе пообщался с Натальей — дела на фирме шли даже лучше, чем обычно: то ли кризис заканчивался, то ли старый директор наконец-то перестал мешать работать новому.
Марина тоже была в офисе, она активно собирала данные по китайским производителям сувениров. В меньшей степени — с помощью Интернета, в большей — переписываясь по электронной почте со своими многочисленными друзьями из Поднебесной.
Чистов позвал Марину — она все же оказалась по паспорту Ли Джу, а не Басаргина. Та вошла в кабинетик и, дождавшись приглашения — вот же китайские церемонии, тот же Щеглов плюхнулся бы сразу, — аккуратно села в кресло напротив.
— Марина, у меня к вам не совсем обычное предложение, — начал он. И натолкнулся на похолодевший взгляд. — Ничего личного, — поспешил объяснить Чистов, но тут немножко запутался. — То есть, наоборот, все совсем личное, и вы не обязаны в этом участвовать.
Марина по-прежнему молчала, предоставляя Владимиру Сергеевичу самому выпутываться из ситуации.
— Короче, я хочу купить собаку, — наконец выпалил Чистов. — Если хотите, это мечта всей моей жизни. А один умный человек вчера посоветовал мне ее реализовать незамедлительно.
— Психолог, что ли? — усмехнулась Ли Джу.
— Ну, типа того, — секунду подумав, согласился Владимир. — И бизнес-консультант в придачу.
— А вы понимаете, что это значит — купить собаку? — Лицо Марины, несмотря на произносимые слова, явно потеплело. — Вы представляете, сколько с ней хлопот?
— Мало пугает, — отсек Чистов. — Я столько в своей жизни грязных поп вытер, что щенком больше, щенком меньше…
— Ну, вам виднее, — улыбнулась она. — Конечно, я помогу.
— Тогда поехали сразу. — Лицо у совладельца «Птицы счастья» стало таким просящим, что Марине пришлось сдержать улыбку.
— Хорошо, поехали.
Они вышли на улицу.
Солнце жарило вовсю. Глядишь, еще неделька — и природа вспомнит, что на календаре весна, но пока что пейзаж со всех сторон был приправлен грязным московским снегом.
Чистов брелком открыл свою «Ауди».
— Я не думаю, что за щенком надо ехать на «Ауди», — усмехнулась Ли Джу.
— Почему? — искренне не понял Владимир Сергеевич.
— Потому что щенок сразу станет процентов на двадцать дороже. И еще потому, что его от первого автопутешествия скорее всего стошнит. Химчистка тоже встанет недешево.
— Но у меня другой машины нет, — растерялся Чистов.
— У меня есть, — успокоила Марина и прошла мимо чистовской дорогущей красотки.
Они свернули за угол и подошли к белому «Пежо Партнеру». Тут даже брелок не был предусмотрен, Марина открыла дверь ключом.
— Садитесь, если не страшно, — пригласила она.
«Ну, это уже перебор», — решил Чистов. Можно подумать, он сам в свое время не начинал со старого «Москвича». Конечно, родители могли купить ему и новую «Волгу». Но, как писали тогда в стихах, «у нас, советских, собственная гордость».
«А ведь у Марины, похоже, тоже собственная гордость», — вдруг сообразил Чистов. Папа, владеющей кучей металлургических комбинатов, вполне мог прикупить дочке что-нибудь более основательное.