Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я бы еще обратил внимание на некоего Смоленцева — задумчиво произнес Второй — что-то уж очень ему везет.
— Надо знать русских, с их культом героев — сказал Первый — обычный головорез, неплохо обученный, кому сначала поручили Папу вытащить. Затем кому-то в Москве, подбирая кандидатуры охотников на Гитлера, пришла в голову мысль сделать культовую фигуру. Ну а Гиммлер в пятидесятом пошел уже довеском. Если нам повезет поймать этого героя при какой-нибудь новой его миссии, то будьте уверены, вопросы ему зададим. Ну а пока — Лазарев, единственная фигура, в инаковости которой мы не сомневаемся. Я голосую за то, чтобы продолжить нашу игру!
— "Своей крови мы не прощаем" — покачал головой Второй — если вы правы. И это правило — не Сталина, а тех, кто за Дверью? Мне еще жить не надоело!
— А разве речь о том идет? — вмешался Третий — как я понял, предполагается всего лишь "нейтрализовать" объект. Доставить, получить информацию — ну а после, как раз вступить в переговоры, именно с теми, с кем надо, а не с их кремлевской марионеткой.
— И кто ответит при неудаче? — спросил Четвертый — и перед русскими, и перед Конгрессом?
— Коул, заместитель директора ЦРУ — сказал Первый — в существование Двери не посвящен, но истинный патриот Америки. Знает лишь что порученная ему миссия чрезвычайно важна для нашей национальной безопасности и при успехе, будет столь же щедро вознаграждена. И готов принять, что при провале — он будет ответственным за все. Просит лишь, чтоб даже в этом случае, назначили пенсию его семье.
— Тогда принято — заметил Третий — стоит попробовать. Я "за", джентльмены.
— Принято — сказал Четвертый — стоит попытаться. Чем ждать, что проиграем.
— А я воздержусь — сказал Второй — как бы не стало, что не только без прибыли, но и не останемся при своих.
Одесса. Привоз. 12 мая 1953.
Кто на Привозе не был — тот Одессы не знает.
Место, где официально продается все для народа, от хлеба до ботинок. А неофициально можно купить и продать абсолютно все — конечно, если ты знаешь к кому обратиться, и к тебе относятся с доверием. При царе, красных, белых, немцах с румынами, Советской Власти и незалежной Украине — менялись лишь люди, и номенклатура предлагаемых товаров, а сам принцип оставался незыблем. А одесские старожилы утверждают, что суржик, который нередко можно услышать на Привозе, это исключительно местный язык, имеющий с западенским суржиком лишь некоторое сходство, не более того (например, нет в языке западенцев слов с греческими или сербскими корнями) — так что Привоз даже на звание микро-этноса может претендовать.
Рассказывают, что году в сорок шестом или сорок седьмом, некий селянин здесь пытался продать кому-то танк, "с румын остался, в сарае стоит, хозяйство от лихих людей охранять". Но сначала не сошлись в цене, а затем узнали Те Кто Надо, примчались и имущество изъяли. Причем хозяин возражал, "что пулеметы закон иметь запрещает — а про танк ничего не сказано". Какая кара в итоге его постигла, история умалчивает — а танк передали на Одесскую киностудию, реквизитом[11]. В конечном счете, между уважаемыми людьми Привоза и Советской Властью было достигнуто некое согласие — первые не имеют дела с "политикой", а также опасными товарами вроде оружия и взрывчатки, вторая зарывает глаза на что, в УК именуется "мелкой спекуляцией" (пресечь полностью которую было бы все равно, не то чтоб невозможно, но потребовало бы совершенно дикого расхода ресурсов и напряжения сил — а одесской милиции, угро и ОБХС и без того было, чем заняться).
Так что матрос с французского парохода "Дюшарм", ставшего на разгрузку в Одесском порту, не привлек ничьего внимания, неспешно прогуливаясь по Привозу в это утро, с большой сумкой в руках. Тут таких персонажей было — и если не нарушаешь порядок, мешая другим, никому ты не интересен. Как и факт, что в некоем месте в обговоренное время к нему подошел интеллегентного вида человек в очках, по виду великовозрастный студент (а вот это была личность, в Одессе известная, откликающаяся на прозвище Самуилыч, он числился администатором в ресторане "Южная Роза", реально отвечая там за музыкальную часть, и славился умением откуда-то доставать свежие записи "не нашей" эстрады). Он быстро переговорил о чем-то с французом — после чего из сумки морячка было извлечено с полдюжины пластинок в конвертах с яркими разноцветными этикетками. Один из конвертов был еще и обернут прозрачной пленкой — фирменная упаковка, свидетельствующая о подлинности и свежести товара.
Матрос вернулся на свой пароход, довольный — что за пустяковое поручение, что дал ему месье Лапорт, свеженазначенный помощник капитана, никогда прежде не бывший в Одессе, он получит дополнительную плату, почти как за весь этот рейс — причем в долларах, а не в обесценивающихся франках. А Самуилыч знал лишь, что пластинку в обертке он должен будет отдать тому, кто придет с условленными словами, ни в коем случае не вскрывая упаковку и не пытаясь проиграть музыку.
И никто из названных лиц не знал, что месье Лапорт (личность совершенно неприметная, и в Одессе почти не сходящая на берег) в действительности работал даже не на французское Сюртэ, а на американскую разведку. Ну а эта пластинка еще сыграет свою роль.
Москва. Коммунальная квартира на Чистых прудах. 16 мая 1953.
Семь часов вечера. Все пришли с работы, толкутся на кухне, готовя обед.
— А мы скоро в отпуск с мамой поедем — гордо сказал Санька, вертящийся под ногами у взрослых (скучно в комнате одному сидеть) — на корабле поплывем, по Черному морю.
— Саня! — одернула сына Мария Степановна — тебе ж сказано было! Болтун, это…
— Находка для шпиона — уныло повторил Саня — мам, так нет их тут! Американские шпионы, это ну как Лешка Пыжик из дома десять — на вид мутные, так и высматривают, чего навредить. Это правда, что они нас больными считают, какой-то вирус вдохнули и стали коммунистами? Ну а тут свои все…
— И мы никому не скажем — подхватила Катя — Марь Степановна, а там и сама Смоленцева будет? Расскажете потом?
— Если что увижу — улыбнулась соседка — кому отпуск, а кому работа. Чтоб товарищей Смоленцеву и Лазареву быт не отвлекал от государственных забот. Они — люди большие и занятые. Ну а я кто — фельдшер без диплома, почти всю жизнь при муже по заставам, сейчас лишь полегче стало жить.
Катя пожала плечами. Прибедняется соседка — и сама еще ничего, для ее возраста, и одевается у самой Смоленцевой (вместе с Анной Лазаревой, которая аж Инструктор ЦК КПСС, и самому Сталину докладывает). И муж у нее, был командиром-пограничником, теперь в МГБ служит в немалом чине. Так что при расселении, ее очередь первая, ехать всей семьей в отдельную квартиру. И будет жалко — во-первых, хоть и не высокомерная она, и будет наверное, искренне приглашать, заглядывайте, но это все же не то. А во-вторых, еще неизвестно, кто вместо нее в две смежные комнаты въедет — а вдруг какой-нибудь хам и скандалист?