Оливер лежал, покрытый грязью и пылью, с окровавленным ртом,бросая обезумевшие взгляды на лица окружавших его людей, когда самыебыстроногие его преследователи угодливо привели и втолкнули в круг старогоджентльмена.

— Да, — сказал джентльмен, — боюсь, что этотот самый мальчик.

— Боится! — пробормотали в толпе. — Добряк!

— Бедняжка! — сказал джентльмен. — Он ушибся.

— Это я, сэр! — сказал здоровенный, неуклюжийпарень, выступив вперед. — Вот разбил себе кулак о его зубы. Я егозадержал, сэр.

Парень, ухмыльнувшись, притронулся к шляпе, ожидая получитьчто-нибудь за труды, но старый джентльмен, посмотрев на него с неприязнью,тревожно оглянулся, как будто в свою очередь подумывал о бегстве. Весьмавозможно, что он попытался бы это сделать и началась бы новая погоня, если бы вэту минуту не пробился сквозь толпу полисмен (который в таких случаях обычноявляется последним) и не схватил Оливера за шиворот.

— Ну, вставай! — грубо сказал он.

— Право же, это не я, сэр. Право же, это два другихмальчика! — воскликнул Оливер, с отчаянием сжимая руки и осматриваясьвокруг. — Они где-нибудь здесь.

— Ну, здесь их нет, — сказал полисмен. Он хотелпридать иронический смысл своим словам, но они соответствовали истине: Плут иЧарли Бейтс удрали, воспользовавшись первым подходящим для этой целидвором. — Вставай!

— Не обижай его! — мягко сказал старый джентльмен.

— Нет, я-то его не обижу! — отвечал полисмен и кдоказательство своих слов чуть не сорвал с Оливера куртку. — Идем, я тебязнаю, брось эти штуки. Встанешь ты, наконец, на ноги, чертенок?

Оливер, который едва мог стоять, ухитрился подняться наноги, и тотчас его потащили за шиворот по улице. Джентльмен шагал рядом сполисменом, а те из толпы, что были попроворнее, забежали вперед и то и делооглядывались на Оливера. Мальчишки торжественно орали, а они продолжали путь.

повествует о мистере Фэнге, полицейском судье, и даетнекоторое представление о его способе отправлять правосудие

Преступление было совершено в районе, входившем в границывесьма известного полицейского участка столицы. Толпа имела удовольствиесопровождать Оливера только на протяжении двух-трех улиц и по так называемомуМаттон-Хилл, а затем его провели под низкой аркой в грязный двор полицейскогосуда. В этом маленьком мощеном дворике их встретил дородный мужчина склочковатыми бакенбардами на лице и связкой ключей в руке.

— Что тут еще случилось? — небрежно спросил он.

— Охотник за носовыми платками, — ответил человек,который привел Оливера.

— Вы — пострадавшая сторона, сэр? — осведомилсячеловек с ключами.

— Да, я, — ответил старый джентльмен, — но яне уверен в том, что этот мальчик действительно стащил у меня носовой платок…Мне… мне бы хотелось не давать хода этому делу…

— Теперь остается только идти к судье, — сказалчеловек с ключами. — Его честь освободится через минуту. Ступай, молодойвисельник.

Этими словами он пригласил Оливера войти в отпертую имдверь, ведущую в камеру с кирпичными стенами. Здесь Оливера обыскали и, ненайдя у него ничего, заперли.

Камера своим видом и размерами напоминала погреб, ноосвещалась куда хуже. Она оказалась нестерпимо грязной; было утро понедельника,а с субботнего вечера здесь сидели под замком шестеро пьяниц. Но это пустяки. Внаших полицейских участках каждый вечер сажают под арест мужчин и женщин посамым ничтожным обвинением — это слово достойно быть отмеченным — в темницы, посравнению с которыми камеры в Ньюгете,[21] заполненные самымиопасными преступниками, коих судили, признали виновными и приговорили ксмертной казни, напоминают дворцы. Пусть тот, кто в этом сомневается, сравнитих сам.

Когда ключ заскрежетал в замке, старый джентльмен былопечален почти так же, как Оливер. Он со вздохом обратился к книге, котораяпослужила невольной причиной происшедшего переполоха.

— В лице этого мальчика, — сказал старыйджентльмен, медленно отходя от двери и с задумчивым видом похлопывая себякнигой по подбородку, — в лице этого мальчика есть что-то такое, что менятрогает и интересует. Может ли быть, что он не виновен? Лицо у него такое… Да,кстати! — воскликнул старый джентльмен, вдруг остановившись и подняв глазак небу. — Ах, боже мой! Где ж это я раньше мог видеть такое лицо?

После нескольких минут раздумья старый джентльмен все с темже сосредоточенным видом вошел в прихожую перед камерой судьи, выходившую водвор, и здесь, отступив в угол, воскресил в памяти длинную вереницу лиц, надкоторыми уже много лет назад спустился сумеречный занавес.

— Нет! — сказал старый джентльмен, покачиваяголовой. — Должно быть, это моя фантазия!

Он снова их обозрел. Он вызвал их, и нелегко было вновьопустить на них покров, так долго их скрывавший. Здесь были лица друзей, врагов,людей, едва знакомых, назойливо выглядывавших из толпы; здесь были лицамолодых, цветущих девушек, теперь уже старух; здесь были лица, искаженныесмертью и сокрытые могилой. Но дух, властвующий над ней, по-прежнему облекал ихсвежестью и красотой, вызывая в памяти блеск глаз, сверкающую улыбку, сияниедуши, просвечивающей из праха, и то неясное, что нашептывает красота иззагробного мира, изменившаяся лишь для того, чтобы вспыхнуть еще ярче, иотнятая у земли, чтобы стать светочем, который озаряет мягкими, нежными лучамитропу к небесам.

Но старый джентльмен не мог припомнить ни одного лица, чьичерты можно было найти в облике Оливера. С глубоким вздохом он распрощался спробужденными им воспоминаниями и, будучи, к счастью для себя, рассеяннымстарым джентльменом, снова похоронил их между пожелтевших страниц книги.

Он очнулся, когда человек с ключами тронул его за плечо ипредложил следовать за ним в камеру судьи. Он поспешно захлопнул книгу ипредстал перед лицом величественного и знаменитого мистера Фэнга.

Камера судьи помещалась в первой комнате с обшитыми панельюстенами. Мистер Фэнг сидел в дальнем конце, за перилами, а у двери находилосьнечто вроде деревянного загона, куда уже был помещен бедный маленький Оливер,весь дрожавший при виде этой устрашающей обстановки.

Мистер Фэнг был худощавым, с длинной талией и несгибающейсяшеей, среднего роста человеком, с небольшим количеством волос, произраставшихна затылке и у висков. Лицо у него было хмурое и багровое. Если он на самомделе не имел обыкновения пить больше, чем было ему полезно, он мог бы возбудитьв суде против своей физиономии дело о клевете и получить щедрое вознаграждениеза понесенные убытки.