– Каждый раз, когда будет идти снег, ты можешь думать обо мне, – сказала она. – И вспоминать, что я в каждой снежинке.

– Ты и есть моя снежная сестрёнка, – ответил я.

Хедвиг кивнула:

– Да, я хочу быть твоей сестрой.

– Пока, снежная сестрёнка. До встречи!

– До встречи!

Хедвиг шмыгнула носом, вытерла последний раз щёки и повернулась к фьорду.

Она оттолкнулась. Неуверенный первый толчок – и она отъехала на метр от меня; второй увереннее – и она оказалась ещё дальше; решительный третий – и она была уже далеко.

Хедвиг ни разу не обернулась, я видел только её спину – красное пальтишко решительно двигалось вперёд. И я слышал звук – будто коньки, скользя по льду, пели. Вот-вот Хедвиг скроется в темноте. Вот-вот она исчезнет. Вот-вот упадёт в полынью. Вот-вот…

Но потом вдруг кое-что случилось. Тёмные тучи на небе раздвинулись, и в просвете показалось небо. Лёд ярко осветила одна-единственная звезда.

Хедвиг направилась прямо к лучу света, она скользила быстро, будто её нёс ветер, а звезда светила всё ярче. Она была как солнце. Тёплое жёлтое солнце.

Вскоре Хедвиг приблизилась к звёздному лучу. Она остановилась и медленно скользнула в него, а потом обернулась ко мне. И я видел, что она счастлива, по-настоящему счастлива.

Пока Хедвиг стояла в луче света, откуда-то возникла ещё одна фигурка. Я не видел, откуда она взялась, она появилась внезапно. Девочка. Чуть выше Хедвиг. Она остановилась, посмотрела на меня и улыбнулась. Её улыбка говорила, что ничего плохого не случится, что всё будет хорошо.

Это была Юни, моя сестра.

Я поднял руку и помахал ей, а она помахала мне в ответ. Потом Юни повернулась к Хедвиг и взяла её руки в свои. Они постояли так немножко, будто знакомились.

Хедвиг кивнула.

Девочки вместе стали кружиться в пируэте.

Сначала медленно, потом быстрее. Они кружились и кружились, ни одна не покачнулась, не споткнулась.

Всё быстрее и быстрее.

Вскоре их фигурки слились в одну и стали напоминать большой волчок.

Вокруг кружащихся девочек поднялся снежный вихрь. Он становился всё плотнее и плотнее. Снежинки искрились и сверкали. Наконец облако снега окутало их так плотно, что я больше ничего не мог различить внутри этого облака, я видел только вихрь снежинок.

Потом снежное облако рассыпалось. Юни и Хедвиг исчезли. В воздухе остались только редкие снежинки.

На небе тучи снова сгустились и закрыли звезду. Свет пропал.

Остался только я. Один-одинёшенек, в холоде, в ночи и темноте. Я был счастлив оттого, что снова увидел Юни.

…Но я плакал, ведь я тосковал по ней. По Юни, моей старшей сестрёнке. По каждому мгновению, проведённому с ней. По её улыбке и слезам; по тому, как она обнимала меня ночью, когда мне было страшно.

Теперь я остался один. Даже Хедвиг меня покинула.

Один, совсем один.

Я стоял и всхлипывал, когда с кладбища вдруг послышались голоса.

Три голоса – один тоненький, другой высокий и третий низкий. Так хорошо знакомые мне голоса.

– Юлиан! – наперебой звали они меня.

– Юлиан, ты здесь? – раздался низкий голос.

В горле у меня застрял комок, и ответить я не смог.

– Юлиан! – позвал высокий голос. – Отзовись, мальчик мой!

– Братик! Где ты? – прокричал самый тоненький голос.

Наконец я смог проглотить комок и крикнул:

– Я здесь! Мама, папа, я здесь! Августа, я здесь!

Я бросился вверх по тропинке. Я словно летел над снегом.

И я видел, что они тоже бегут мне навстречу.

Мы бежали, пока не встретились. Наконец меня обняли родные руки. Мамины, папины и Августы.

Мы обнимали друг друга, как прежде, только ещё крепче. И я снова расплакался, но теперь это были слёзы радости, потому что я больше не был один. Со мной были мама, папа и Августа.

Я открыл глаза и сначала даже не вспомнил, какой сегодня день. Положил руки под голову, потянулся что было сил и почувствовал, как каждая клеточка просыпается. По телу побежали мурашки – от больших пальцев ног до кончиков пальцев на руках.

Я легко соскочил с постели. Много месяцев что-то будто прижимало меня к земле, будто я везде ходил с тяжеленным рюкзаком на плечах, а теперь он вдруг исчез, и я ощутил, что умею летать.

Я стоял посреди комнаты и дышал полной грудью. Да, я был почти что уверен: дай мне сейчас пару крыльев – и я взлечу.

Тут я и вспомнил, какой сегодня день.

Сегодня же сочельник. Сочельник и день моего рождения.

По всему телу пробежала дрожь.

А вдруг… вдруг Рождество так и не пришло в наш дом, вдруг мама с папой так и остались клонами себя прежних и забыли, о чём мы вчера говорили? Вдруг всё так и осталось серым и унылым?

Как можно тише я открыл дверь, вышел в коридор, остановился и прислушался.

Тишина.

Я прокрался к лестнице на первый этаж. В этот день я каждый год останавливался там и прислушивался. Так я поступил и сейчас.

Погодите, что это? Это же… это же… музыка!

Мир так прекрасен,

Свет звезды так ясен,

И с пути паломникам не свернуть.

Как красиво они поют!

Я спустился на несколько ступенек и услышал позвякивание подсвечника-карусели с ангелами и потрескивание огня в камине.

Рождественские звуки были на месте.

Я поспешно спустился с лестницы и принюхался. Да, рождественские запахи тоже были на месте – пахло ёлкой, благовониями, имбирным печеньем, мандаринами, корицей и какао. Всё как надо!

Больше ждать я не мог. В два скачка я одолел расстояние до двери гостиной.

И… и открыл её.