– А что мсье Велюа? – спросила я. – Он еще в Атуйеме?

– Да, но вскоре намерен отправиться на охоту.

Именно это мне и хотелось услышать. На следующее утро я предстала перед старой жрицей, надзиравшей за агбаном, та очистила меня при помощи молитвы, а также куриного яйца, которое прокатила по моим рукам, ногам и спине, и отпустила с миром. (Нет, значение ритуала с яйцом мне неизвестно. Могу лишь предположить, что яйцо, как символ плодородия, должно каким-то образом приносить удачу.)

Мистера Уикера во дворце не оказалось. В поисках его я отправилась в нижний город, где проходил какой-то карнавал. Буйное праздничное шествие запрудило узкие улочки. Многие из тех, кого я пыталась расспрашивать, были навеселе, и мне удалось понять только одно: праздник был религиозным, о чем свидетельствовали затейливые резные маски на лицах танцоров в середине шествия. После недели тишины и покоя в агбане шум и суматоха казались невыносимыми, и я уже была готова бросить поиски, когда, наконец, заметила у обочины дороги горстку ширландских солдат, а с ними и мистера Уикера.

– Вот и вы, – сказал он, когда я подошла к нему. – Будет чертовски неудобно – прошу прощения, миссис Кэмхерст, – если вам с мисс Оскотт придется вот так сидеть взаперти.

– Я посмотрю, что тут можно придумать, – ответила я. – Ну, а пока – есть у нас шанс присоединиться к охотничьей партии мсье Велюа?

– Если сможем убедить его подождать освобождения мисс Оскотт, то да. Или если согласимся выехать без нее.

Отправляться в буш без Натали мне вовсе не хотелось, однако Велюа согласился отложить отъезд, и мы решили присоединиться к нему с тем, чтобы объединить наши исследования с его трофейной охотой. Нужно отдать мистеру Уикеру должное: предложив это, он был абсолютно прав. В самом деле, без помощи мсье Велюа нам было бы намного труднее начать работу.

Выезжая через неделю в степи, мы представляли собой весьма внушительную кавалькаду. Вдобавок к обычным необходимым вещам – провианту, воде, палаткам и ружьям с боеприпасами для охотников – наша экспедиция, приставшая к отряду мсье Велюа, как бородавка, везла с собой огромное количество оборудования. Для наших блокнотов, скальпелей, измерительных приборов, гипса, кювет, тубусов и тому подобного, вплоть до палатки для работы и, конечно, химикалий для консервации кости (в чем и состояла главная цель поездки), потребовалось, ни много ни мало, четыре вьючных мула.

Шла первая неделя гелиса – факт, о коем я раз за разом забывала, несмотря на то что каждый день аккуратно вписывала в дневник текущую дату. Все это было совершенно непохоже на гелис. Приближались Дни Света, и все мои инстинкты настаивали, что вскоре должны наступить сырые, промозглые холода, заставляющие радоваться даже огоньку свечи. Но вместо этого вокруг царила жара, будто в ширландский летний день без единого облачка в небе. Байембе мертвой хваткой держал за горло сухой сезон; порывистый ветер вздымал над спекшейся землей пыльные вихри, под копытами лошадей и мулов хрустела сухая трава.

Я не навещала Байембе почти двадцать лет, но память обо всем этом остается свежей, словно это было только вчера. Нет, скорее не память о фактологических подробностях, а впечатления: небо, вдруг сделавшееся таким огромным, необъятный ковер сухих трав, шуршащих на ветру, редкие зонтики акации крученой, раскинувшиеся над землей, словно плоские облака, движение в траве, подсказывающее, что там, в тени ветвей, скрываются от солнца мелкие звери…

Конечно, отправляясь в дорогу, я надела капор. Несмотря на тот спор с Натали на борту корабля, я была не настолько глупа, чтобы весь день ехать верхом под тропическим солнцем с непокрытой головой. Но по сравнению с холодной сыростью, встретившей меня в Выштране, эта жара казалась дружеским приветом, сулившим впереди только хорошее. Я еще не сознавала, насколько жестокой может стать эта жара, но, даже осознав, не променяла бы ее на равное, а то и меньшее количество градусов ниже нуля. Все данные натуральной истории указывают на тропическое происхождение нашего вида, и я считаю, что это сущая правда.

Мсье Велюа ехал, держа винтовку в руке и положив ствол перед собой, на луку седла. Я пришпорила кобылу, поравнялась с ним и спросила:

– Вы полагаете, это необходимо здесь, так близко от Атуйема? По-моему, здесь слишком много людей, чтобы ваша дичь осмелилась показаться на глаза.

Он беззаботно рассмеялся. Его ослепительно-белые зубы хищно блеснули на фоне смуглого лица.

– Как знать, миссис Кэмхерст, как знать. Кроме того, в такое тревожное время стоит опасаться не только зверей.

– Иквунде? – с изрядной долей скепсиса спросила я. – Я слышала об угрозе их нападения, но даже если они прорвутся сквозь наши войска вдоль рек, мы узнаем об этом задолго до того, как они доберутся сюда.

– Одиночки, миссис Кэмхерст, в правильно выбранном месте могут быть не менее опасны, чем целая армия. Но дело не в этом, правду сказать, мне просто нравится держать оружие в руке. Вокруг много мелких зверей – хорошие мишени для упражнения руки и глаза, а некоторые еще и очень вкусны.

Насчет мелких зверей он не ошибся. При мне был полевой бинокль, и в пути я то и дело подносила его к глазам; он позволял разглядеть животных, старавшихся держаться подальше от нашей шумной процессии. В легких колебаниях травы порой можно было разглядеть капских даманов, за колебаниями посильнее скрывались поджарые рыжие дикие собаки, обитающие в данной области повсеместно. Туча пыли отмечала путь табуна зебр. Странный нарост на дереве вдали по ближайшем рассмотрении оказался леопардом, изящно растянувшимся вдоль толстой ветки, свесив вниз хвост.

– Держись подальше, – пробормотала я себе под нос, как ради нашей безопасности, так и для блага самого леопарда.

Не ожидая, что меня кто-либо услышит, я сказала это по-ширландски. Но сзади ответили на йембийском:

– Хотелось бы мне выучить ваш язык.

Развернувшись в седле, я взглянула на нежданного собеседника. Он оказался рослым, ладно сложенным молодым человеком, одним из йембе, присоединившихся к нашей вылазке. Но не носильщик: богатство ткани, обернутой вокруг его бедер, и золото в косах означали высокое положение. В седле он держался легко и изящно, а конь его, если я не ошиблась, был ахиатским скакуном столь же благородных кровей, как и всадник.

– Из меня выйдет плохой учитель, милорд, – сказала я, за незнанием его имени прибегнув к общему вежливому обращению. – Чтобы хоть как-то овладеть вашим языком, я трудилась три года. Боюсь, такие вещи даются мне нелегко.

Он широко улыбнулся и коснулся рукою сердца.

– Меня зовут Оквеме.

– Из какого рода? – осведомилась я. – Если об этом позволительно спрашивать.