Ночь прошла в отчаянных попытках собрать рассеянный конвой. Казалось невероятным, что суда успели уйти так далеко друг от друга за каких-то 2 часа! Обнаружив одно или два судна, мы провожали их к «отаре», где, как беспокойная овчарка, метался «Малколм», и опять отправлялись на поиски. До полуночи удалось собрать около половины судов и даже навести среди них некое подобие порядка. Немного севернее коммандер Дж. Босток на бывшем американском эсминце «Черчилль» собрал «под крыло» еще десять судов и с помощью траулера повел их к остальным. Вскоре после полуночи был торпедирован крупный голландский танкер «Элуза»: в мгновение он превратился в гигантский пылающий факел. Выбрасываемые в воздух клубы черного дыма медленно сносило ветром в сторону. Из развороченного торпедой борта в море вытекала горящая нефть.

Проведя «Черчилль» с наветренной стороны от полыхающего танкера, коммандер Босток подвел корабль под прямым углом к носу танкера. Затем совершенно хладнокровно, словно на учениях, оставаясь в некотором удалении от судна, которое имело все шансы в любую минуту взорваться, он выбросил спасательный круг с брюками и поднял на борт всех членов команды и даже любимый радиоприемник капитана. Последний перешел к спасателю в качестве подарка.

Все это было бы нелегким делом и на британском эсминце. А на американском подобные действия требовали воистину незаурядного мастерства. Работать на бывших американских эсминцах было чрезвычайно сложно, и тому были вполне очевидные технические причины. По совершенно непонятным соображениям, известным только самим американцам, они сделали оба гребных винта вращающимися в одну сторону. Это никак не влияло на скорость, но управлять таким кораблем было так же сложно, как одновинтовым. Завершив спасательные операции, коммандер Босток вернулся к своим подопечным.

На следующий день рано утром на «Вербену» поступил приказ вернуться к торпедированному судну. Если оно еще на плаву, его следовало взять на буксир и приступить к буксировке до прибытия океанских буксиров. В начале войны мы спасали все, чему еще можно было надеяться вернуть мореходность.

Приблизившись к обломкам судна, мы обнаружили всплывшую немецкую подводную лодку. Очевидно, немцы решили полюбоваться на дело рук своих. Лодка двигалась прямо на нас. Мы заняли места по боевому расписанию и стали ждать. Немец не делал никаких попыток уклониться. Я предположил, что немецкий командир, заметив нас, предпочел принять бой, а не пытаться укрыться на глубине, подвергнув себя неминуемой атаке глубинными бомбами. Думаю, в его положении я бы поступил так же. Подводная лодка на поверхности – трудная мишень. «Вербена» намного крупнее и куда более уязвима. Я передал сообщение на «Малколм»:

«Вступаю в бой с немецкой подводной лодкой, всплывшей возле обломков голландского танкера».

Я слышал, как с «Малколма» сразу же вызвали по радиотелефону «Черчилль»:

«„Вербена“ вступила в бой с немецкой подводной лодкой. Отправляйтесь на помощь. Будьте готовы принять на борт команду».

Когда расстояние сократилось до 2000 ярдов, я приказал открыть огонь. В результате первого выстрела немцев на мостике, должно быть, изрядно окатило водой. Лодка плавно отвернула и начала погружаться. Наш второй снаряд взорвался за ее кормой. Задраив водонепроницаемые двери, мы пошли на таран, но для претворения в жизнь этого опасного маневра нам не хватило скорости. Пройдя точку, в которой лодка начала погружаться, мы сбросили с кормы глубинные бомбы. С одной стороны, это была необходимая формальность – на успех я, в общем-то, не рассчитывал. Но ведь, с другой стороны, нам могло и повезти! Лодка нырнула на скорости, и определить ее глубину было весьма затруднительно. Полагаю, у немцев наверняка возникли проблемы с дифферентом. Чтобы его восстановить, он должен был воспользоваться насосами для перекачки балласта. Иными словами, у нас были неплохие шансы обнаружить лодку с помощью асдика.

Мы быстро установили четкий, устойчивый контакт. Немецкая лодка находилась под «Элузой». Я попытался атаковать, но был вынужден отказаться от этого намерения, опасаясь добить и без того искалеченный танкер. Мы осторожно обошли «Элузу» и только тогда атаковали. Очевидно, лодка получила повреждения, потому что на воде появились и начали быстро расплываться масляные пятна. Лодка двигалась против ветра. Мы приготовились к новой атаке, но лодка, судя по всему, круто развернулась и легла на обратный курс. Мы внезапно потеряли контакт, а когда установили его снова, лодка возвращалась к «Элузе». Вероятно, немец знал, что теряет топливо, и хотел попасть под нефтяное пятно, разносимое ветром на много миль от поврежденного танкера. Мы атаковали еще раз. По определенным признакам я понял, что лодка ушла на большую глубину. А тяжелых глубинных бомб, предназначенных специально для таких случаев, у нас не было. Да и 50 обычных глубинных бомб, имевшихся на борту, были почти израсходованы.

«Черчилль» уже находился на подходе, и я решил подождать, чтобы навести эсминец на цель. К сожалению, на нем была установлена устаревшая модель американского гидролокатора, значительно менее эффективная, чем наша, особенно с глубоководными подлодками. Передав на «Черчилль» расстояние и пеленг, мы выполнили свою миссию. Теперь дело было за ним. Техника подобного взаимодействия была позже отработана и доведена до совершенства. Если два корабля действовали совместно, причем оба были оборудованы радарами, и, значит, существовала возможность точно определять постоянно изменяющееся расстояние, результаты почти всегда оказывались высокими. В то время, о котором я веду повествование, мы сбрасывали с «Вербены» бомбы сериями по 5 единиц. Позднее ее переоборудовали для тяжелых бомб и серии увеличились до 10 единиц – 5 легких и 5 тяжелых. Расчет шел на то, что подлодка будет расплющена взрывами – тяжелые снаряды взрывались под легкими.

После атаки мы потеряли контакт и понадеялись, что потопили подлодку. Однако уверенности в этом не было, поэтому мы оставались на месте до рассвета следующего дня – 24 мая. Затем, так и не прояснив судьбу лодки, зато убедившись, что топливо на исходе, мы тронулись в долгий 40-мильный путь до Рейкьявика.

Вскоре после 10 часов мы перехватили сообщение о гибели «Худа», но тогда еще не знали, как и где это произошло. Через некоторое время мы услышали, что британский крейсер вступил в бой и был взорван немецким линкором «Бисмарк» в Датском проливе между Исландией и Гренландией, то есть в 200 милях от нас. Из сообщений с крейсеров «Суффолк» и «Норфолк» было ясно, что корабли противника пройдут где-то поблизости. Я просемафорил на «Черчилль»:

«Ваши комментарии?»

«Наблюдайте и молитесь», – последовал ответ.

Как раз перед ленчем мы заметили на горизонте большой корабль, идущий в южном направлении. Его корпус был скрыт за линией горизонта, поэтому идентифицировать его было почти невозможно. Я снова запросил «Черчилль»:

«Следует ли доложить о том, что я вижу?»

«Лучше не надо, – ответили нам. – Все равно точная идентификация невозможна. Может возникнуть путаница. Надеюсь, на „Суффолке“ контролируют ситуацию».

Корабль скрылся на юго-востоке, а мы пошли своим курсом и вскоре присоединились к коммандеру «Малколма», который был отправлен на поиски уцелевших с «Худа». Позже коммандер Говард-Джонстон показал мне саквояж, набитый деревянными планками. Это все, что осталось от замечательного британского корабля.