Из-за подобной несостыковки у нас с Найсом чуть не случилась крупная ссора, так как я, вполне резонно, как мне кажется, засомневался в его честности. Если бы не подтверждение Паттиса, лично встречавшего Воплощение во время пересечения границы рангов, я бы и вовсе напрямую обвинил слепого во вранье. А так его рассказ просто подвергся повторному внимательному рассмотрению. Нужно было понять, в чём была причина того, что сущность не явилась к бывшему паладину. И так как Паттис врать мне в принципе не мог, слишком боялся, оставалось лишь два варианта. Либо Воплощения приходили не ко всем, осуществляя, так сказать, выборочные визиты, что при ближайшем рассмотрении выглядело как полнейший бред, либо дело было в особых условиях, при которых Рагок пересёк границу.

К примеру, это казалось более-менее логично, свою роль сыграло то, что он, демон, в момент становления Живой Крепостью находился в дьявольских недрах, полигоне демонов. Жемчужину драголича в подземелье некроманта отследить было невозможно из-за наполнявшей полигон энергии смерти. Теоретически, тут могла быть та же история. Найс, правда, засомневался, сказав, что эманации от слившейся с энергией души сильно отличаются от ауры артефакта, но альтернативных вариантов он предложить не смог. Так что временно было решено считать эту теорию верной.

Тем не менее, была ли она действительно правдивой или нет, это не отменяло того факта, что мы сами должны были использовать для пересечения границы способ с карманным пространством. Даже если Лаэна и Веск могли попытаться пройти становление в соответствующих полигонах, Найсу и Агнес такой способ не подходил, ведь они были людьми, про меня с теперь уже тремя типами энергии внутри и говорить не стоило. Если существовала хоть малейшая вероятность того, что Найс был прав, нужно было принять все меры предосторожности. То, что одной из самых больших моих страстей были битвы на грани фола, не значило, что я буду настолько безумен, чтобы только-только став Живой Крепостью встречаться с Воплощениями. Хотя от самой идеи встретиться с подобными сущностями я ни в коем случае не отказывался, было бы интересно посмотреть, что у Воплощений внутри. В прямом смысле.

Однако это были дела далёкого будущего, без ранга Правителя соваться в столь высокие сферы было форменным самоубийством. А для этого нужно было стать, наконец, Живой Крепостью. И, честно говоря, на утро следующего дня я уже был готов отправиться на поверхность через настроенный Найсом портал, чтобы через несколько недель нырнуть в тёмные шахты на следующим типом энергии, но тут Веск напомнил про обещанную за голову Рагока награду. Конечно, убить бывшего паладина мы не убили, но забирали его с собой, избавляя таким образом двадцатый уровень от его тирании. Технически, всё было честно. А даже если и нет, какая разница? Золото и артефакты никогда не были лишними. Не захотят отдавать награду — просто заберём.

Так что перемещение вновь откладывалось, на этот раз, правда, ненадолго. Давра, мягко говоря, недовольная тем, что я оставил Рагока в живых, поначалу отказывалась выдавать местоположение того самого «фонда», в котором города двадцатого этажа ценности. Но угроза в виде нескольких бессонных ночей со мной, а потом и самим бывшим паладином наедине быстро развязала суккубу язык.

И уже через пару дней мы, теперь уже вшестером, стояли у ворот другого города демонов. Переговоры с местной властью в лице недавно порождённого системой полигона высшего ифрита, старую верхушку прикончил Рагок, прошли неожиданно удачно. Ещё не «рождённый» в момент бойни ифрит, в отличие от Давры, не имел никакой эмоциональной привязанности к старому правлению города. Так что, когда он узнал, что мы собираемся навсегда покинуть двадцатый этаж, без особых споров отдал «призовой фонд» в качестве откупа. Предварительно, правда, получив по пылающей макушке от Агнес, не поверив словам о том, что мы победили демонического графа (чтобы, скажем так, не выбиваться из коллектива, в обычное время Рагок решил оставаться в человеческой форме), но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я был не против подобного способа убеждения.

В результате пространственный карман Найса пополнился небольшой горой драгоценностей, награбленных демонами за многие века убийств авантюристов, а также примерно полусотней магических артефактов самого разного уровня силы. Ничего особо полезного для нас, к сожалению, на двадцатом уровне не было. Но это не отменяло того факта, что заработанного нами добра на поверхности хватило бы для покупки небольшой страны.

Самая же большая ирония заключалась в том, что саму возможность подобного способа обогащения для нас обеспечили сами главы демонических городов. Если бы все эти ценности находились в хранилище города, подобном тому, в котором Илона, лидер Черной Зари, прятала Гуйар, мы, даже с силой Живой Крепости, не смогли до них добраться. Без специального пропуска, которым обладал лишь лидер города попасть внутрь было невозможно. Но управление порушенных Рагоком городов, направившее на попечение ифрита свои ценности, не доверяло ни ему, ни друг другу, и отказалось прятать награду в хранилище. В итоге горы добра лежали в одном из помещений дворца, под присмотром лишь нескольких стражников и доверенных лиц «скинувшихся» лидеров. Никто из них не был даже Воителем, так что нам все эти ценности и артефакты достались, фактически, на блюдечке. Забавно, что и говорить.

Впрочем, это была лишь лирика. Вернувшись к Давре, мы уже через пару часов были готовы к отправлению. И так задержались в дьявольских недрах дольше, чем планировали. И шагнув в синеватое свечение портала, я уже начал думать о том, на что же похож дом тварей теней.

Однако судьба распорядилась иначе. В первом же сравнительно крупном городе, куда мы вошли, чтобы найти себе хорошую гостиницу и недельку-другую отдохнуть от жара дьявольских недр, нас настигли неожиданные новости. Церковь объявила войну эльфам. Похоже, смерть Паттиса, чья душа сейчас была заперта внутри моей, стала последней каплей. И после десяти месяцев затишья разразилась настоящая буря. О ведущихся на границах большинства эльфийских анклавов сражениях без остановки говорили последние два месяца. И, понятное дело, общественное мнение человеческого общества было вовсе не на стороне остроухих. Эльфов называли предателями, поправшими доверие церкви и убившими епископа, грязными лесными выродками, неблагодарными отродьями, не ценящими проявленное к ним доверие…

В общем ничего особенного. По словам Найса, подобное стабильно случалось раз в три-четыре сотни лет, когда градус напряжения между эльфами и людьми достигал пика. Потом следовали войны, во время которых человеческим армиям никогда не удавалось одержать безоговорочную победу, затем, когда первый пыл угасал, начинались переговоры, эльфы выплачивали компенсацию, лишались каких-то привилегий, и всё стихало. Со временем остроухие вновь набирали силу, за несколько веков у них как раз успевало более-менее подрасти новое поколение Воителей, а кто-то из старых даже становился Живой Крепостью, их влияние увеличивалось, и всё повторялось по новой.

Первой проблемой эльфов было то, что они были эльфами. Не-людьми. Ксенофобия в чистейшем виде, не ослабевшая даже спустя тысячелетия соседства. Второй — их излишняя гордыня, мало какие остроухие по-настоящему искренне признавали, что человечество давно стало хозяином континента и победить их у эльфов не получится никогда. В отличие от гномов, выбравших путь осторожного сотрудничества, вечный народ предпочитал высокомерное одиночество, веками скрываясь в своих лесах. С одной стороны они имели право на подобное отношение: жизнь, в десятки раз более долгая, чем у людей и благословение самой природы, о котором люди могли только мечтать — в каком-то смысле это и правда возвышало эльфов над человечеством. Но ценой за такую позицию были кровопролитные войны, после каждой из которых численность остроухих сокращалась раза в полтора-два.