— Сильное сравнение. Ладно, вечером всё обсудим, — Валентин улыбнулся, пожал другу руку и вышел из комнаты.

Троллейбус высадил его у метро «Университет». Валентин быстрым шагом миновал площадь, пересек проспект Косыгина и вышел на смотровую площадку Ленинских гор. Августовское утро ещё не задохлось выхлопными газами и маревом раскалённого асфальта. Туристы из Средней Азии фотографировались на фоне панорамы. Интеллигентного вида бездомный алкаш в потрёпанном кримпленовом костюме собирал пивные бутылки в пластиковый мешок. Парочка хиппи взасос целовалась с задней стороны кооперативного ларька. Валентин деликатно отвернулся, облокотился на каменный красный парапет и залюбовался уже ставшим родным видом. Ему в очередной раз показалось, что Москва внизу похожа на огромную оркестровую яму перед началом репетиции. Да-да, утром — перед репетицией, вечером, когда стемнеет, — концерт. Гудки, звонки, стук, скрежет, мелькание огней. Трубы, скрипки, фаготы, клавишные и прямо внизу — овальный барабан стадиона имени Ленина. Он представил себе футбольное поле, заросшее виноградниками, и улыбнулся. Оркестровая яма.

Он был в театре три раза в жизни. Первый раз в Ленинграде, в совсем ещё детстве с Сергей Андреичем, в Кировском: «Руслан и Людмила». Второй раз с матерью в Москве в двенадцать, в театре «Современник». Правда, там он оркестровую яму не помнил. Была или нет? Не заметил — смотрел на сцену. А третий раз уже в Архангельске. Туда ездили с классом. Оркестровая яма там не такая, как в Ленинграде, но тоже ничего себе. Красиво. И всё же в Ленинграде было лучше. И Черномор совсем нестрашный. И лимонад «Саяны» в буфете после каждого антракта. И Сергей Андреич в костюме, в тонких тонированных очках на узком носу. И ещё мост, который вдруг лопнул посередине и развалился на две части. Красота. Только ночи не белые. Сизые.

Он спустился по ступенькам вниз, в утреннюю сырую прохладу деревьев, и бодрым шагом направился в сторону Нескучного сада. Здесь гуляли ранние собачники. Студенты и жители близлежащих домов занимались физкультурой. Валентин подумал, что прав Илюха, нельзя так себя распускать. С завтрашнего дня нужно начать бегать. Здесь хорошо. Не так, как на Острове, но тоже хорошо. Конечно, воздух не сравнить, но по утрам вполне прилично для многомиллионного города.

Ркацители, Вазисубани, Киндзмараули, Хванчкара, Саперави, Ахашени, Цинандали. Что растёт в Лужниках? Футбол среди виноградников. Интересно. Нужно придумать такой вид спорта. Лабиринт виноградников. Как на Гераклидском полуострове в Крыму. Во втором веке до нашей эры некий геометр разметил весь полуостров на ровные квадраты, ориентировав их по розе ветров. Тысячи эллинов выдолбили в известняке канавы, засыпали их просеянной землёй и устроили виноградники. И скифская конница была вынуждена вытягиваться в колонны вдоль лозы. И эллинские лучники пускали стрелы. И всадники падали один на другого. И скифы не могли захватить Херсонес. Сотни лет. Скифы с раскосыми глазами.

— Молодой человек! Помогите, если не сложно.

Валентин обернулся на голос. Обращались к нему. На обочине перед поставленным вверх колёсами велосипедом «Спорт» склонилась высокая темноволосая девушка и безуспешно пыталась надеть на каретку слетевшую цепь. Руки её были испачканы в масле, а на колене багровела свежая ссадина.

— Привет! — Валентин подошёл ближе, — Упала?

— Грохнулась.

— Больно?

— Терпимо, но неожиданно. Прямо в скамейку затормозила. Ещё боялась колесо погнуть, так руль вывернула, ну и приложилась коленом о землю. Сможешь помочь?

— Наверное. А что, не надевается? Там же всё просто.

— Я знаю, что просто, но из-за этой переключалки скоростей у меня никак не получается. Минут десять уже бьюсь. Злая, как зараза.

Валентин расстегнул манжеты рубашки и стал закатывать рукава. Но одумался, решил, что одними рукавами может не обойтись, снял рубашку и примостил её на спинку скамейки.

— Ого! Мужчина уже раздевается, — рассмеялась девушка.

— Мужчина идёт в гости и не хочет быть похожим на слесаря после смены. А рубашка чистая у меня одна.

— Ничего-ничего, любимая поймёт, а нелюбимой так и надо.

— А замдекана филфака поймёт?

— Эскин? Ты к Эскину, к Семёну Эдуардовичу? Ого! — в глазах девушки зажглись лампочки крайней заинтересованности.

— К нему самому, — Валентин аккуратно расправил цепь, отогнул тангету и поместил цепь на зубцы самой маленькой каретки, — к Семёну свет Эдуардовичу, поскольку является он старым другом нашей семьи, можно сказать, что родственником.

— Какое удивительное совпадение! Семён, как ты выразился «свет Эдуардович» — мой научный руководитель. Я у него курсовую пишу. Вернее, ещё не пишу, но буду писать на третьем курсе после каникул. А ты, молодой человек, где изволишь обучаться?

— Я изволю обучаться на истфаке. Правда, я изволю, но пока не обучаюсь, поскольку только что поступил. Вот, — Валентин крутанул педаль, и цепь послушно встала на место, — порядок. — Он наклонился, поднял газету, лежащую на скамейке, и тщательно протёр ею руки. — Я Валентин.

— Ольга, — девушка наклонила голову набок и оценивающе оглядела своего помощника. — А ты молодец. Просто так, без выпендриваний взял и починил. Ты ведь не москвич?

— Почему ты так решила?

— Ну, вообще, дедукция. Помнишь, как там у Шерлока Холмса? Элементарно, Ватсон! Во-первых, у тебя брюки зауженные книзу. А сейчас носят прямые и с отворотом. Но брюки новые. Если бы ты был москвич, то такие точно не купил, поскольку это немодно. Во-вторых, у тебя фонема «о» — это чистая «о», без московского горлового придыхания, следовательно, последние несколько лет ты жил не в столице. В-третьих, ты сказал, что учишься на истфаке и только что поступил. Идёшь утром по направлению к ЦПКиО, значит, скорее всего, из общежития. Тем более твои слова про единственную рубашку.

— Извините, Холмс, но я не сказал про единственную. Я сказал, про одну чистую, — рассмеялся Валентин.

— Ценное замечание, Ватсон, но оно ничего не добавляет к картине. Итак, идёшь утром по направлению к ЦПКиО, значит, скорее всего, из общежития, которое здесь рядом.

— Это спорно. Я могу идти с Винницкой или со Столетова переулка.

— Можешь, но тем не менее ты идёшь из общаги, потому что на Винницкой и Столетовом живут одни уроды, а ты не урод, а очень даже ничего себе молодой человек из русской глубинки. Могу даже поспорить, что откуда-то с Севера. Верно?

— Браво! — Валентин захлопал в ладоши. — Браво, Холмс! Я с Соловков.

— Вот это да! Чудесно! А я с Онеги. Город Медвежегорск знаешь?

— Ну, есть станция «Медвежья гора».

— Правильно, где станция, там город, а я от этой станции ещё пятьдесят километров. Вот. Соседи. И живу я с тобой, по всей видимости, в одной и той-же ДСВ.

— Удивительное совпадение.

— Знаешь, Валентин, совпадений не бывает. Есть неосознанные закономерности. Кто-то это называет судьбой, кто-то статистикой, но совпадений всё равно не бывает. Сдаётся, что придётся нам познакомиться поближе.