– Увидишь, там классно. Они устроили прямо посреди города громадный зеленый массив – Центральный парк: потрясающая идея!

Мне вспомнились все фильмы Вуди Аллена, которые я посмотрел, и возникло ощущение, что я уже видел Центральный парк. Но это было только ощущение.

– А в Париже ты уже был?

– Ну, конечно, был, а как же!

Иногда мне кажется, что она принимает меня за идиота: это очень противно.

– Понравилось тебе там?

Я учуял в этом вопросе ловушку и секунду подумал, прежде чем ответить.

– Не знаю, как там живут, но побывать там очень приятно.

– Согласна на двести процентов, – отозвалась она. Знаете, мне кажется, что по многим важным вопросам мы с ней одного мнения, и это обнадеживает. По-моему, в Париже люди каждое утро спускаются в метро с искренним желанием сделать свою жизнь лучше. А вечером, когда они спускаются туда и едут домой, главное для них – чтобы все оставалось как есть, как они привыкли. И в результате их жизнь становится хуже.

Мой лучший друг Жереми обратил внимание, что на переменах я провожу с ним меньше времени, чем раньше: не то чтобы он был особенно ревнив, но все же почувствовал что-то похожее на ревность. И теперь все время хочет знать, что сказала мне Полин. Но это касается только нас с ней, поэтому я пересказываю ему наши разговоры только в общих чертах, убирая все лишнее. Ему хотелось бы поехать с нами в Италию, потому что он никогда не путешествовал дальше Центрального массива, где в августе живет у бабушки, и пешие экскурсии на потухшие вулканы Оверни успели ему порядком надоесть. Жереми не ездит на каникулы: его родители не могут позволить себе закрыть булочную на два месяца, потому что у них просрочен банковский кредит. Есть люди, которые никогда не бывали за границей, никогда не уезжали далеко от дома, и, как я заметил, такие люди смотрят телевизор больше, чем другие. Наверно, этому не стоит удивляться.

После ужина я встретился в прачечной с соседкой Кристин. Я складывал стопкой белье, чтобы положить в чемодан. Соседка – женщина средних лет: так она отвечает, когда спрашивают о ее возрасте. Она живет вдвоем с дочерью Жюли, которой двадцать лет, которая учится в университете в Орлеане и приезжает домой по выходным. Жюли очень красивая, но меня она в упор не видит, это безразличие, стремящееся к бесконечности. Мать Жюли, которая тоже не лишена обаяния, вероятно, в молодости была похожа на нее – или же наоборот. Кристин очень хорошо ко мне относится – не знаю почему, ведь многим я не нравлюсь, причем с первого взгляда.

– Едешь на каникулы?

– Да, в субботу еду на несколько дней в Венецию.

– Как романтично!

– Может, и так, пока еще не знаю…

– Да-да, уверяю тебя… – настаивала она, мило улыбаясь. – Я бы так хотела однажды побывать там.

– Вот и моя мама тоже. Так она сказала папе. Вообще-то сначала я хотел поехать один, а потом вдруг оказалось, что они едут со мной.

– Твой папа очень славный.

– Да, он такой.

– Ты доволен, что родители едут с тобой?

Я ответил не сразу. Бывает, взрослые задают вам вопросы, на которые трудно дать искренний ответ: это коварные вопросы, и спрашивающие не могут этого не понимать, со своим-то жизненным опытом; тогда зачем они их задают? Зачем заставляют нас лгать? Наверно, для них это тренировка перед очередным рабочим днем, когда они в восемь утра, надев плащ и взяв портфель, отправляются к себе в офис, где проводят минимум половину своей земной жизни и где ни в коем случае нельзя говорить то, что думаешь. И вот, чтобы хоть как-то сопротивляться этому, подольше оставаться молодым, цепляясь за свои несбыточные мечты перед тем, как положить все под сукно и превратиться в зомби, я заявил:

– У этого варианта есть свои преимущества и свои недостатки.

– Та становишься философом, – благодушно заметила она и поднялась наверх, к себе. Если искать хоть немного правды в мире, где полным-полно лжи и лживых ублюдков (извините за грубое слово), значит быть философом, то Кристин права: я немного философ. Но какой толк от философии, если она не помогает завоевать сердце девушки, которая вам нравится? Абсолютно никакого.

Пятница 13 апреля

Весь день искал Полин, чтобы окончательно договориться о встрече в Венеции, но ее не было в лицее. Может, она уже уехала. Папа вернулся поздно вечером, когда мы с мамой успели все уложить. Оставалось только рано утром прицепить трейлер к машине и взять курс на Италию. Не скрою, я был сильно взволнован. Мы поужинали втроем в трейлере, мама приготовила пасту – чтобы мы начали привыкать к итальянской культуре, объяснила она.

– Если это такой способ привыкания, мама, то мы уже давно привыкли, можно сказать, успели насквозь пропитаться итальянской культурой!

После еды папа разложил на столе дорожные карты, чтобы еще раз уточнить маршрут. Он пока не решил, как лучше ехать – по автостраде или по обычным шоссе. На мой взгляд, все было ясно: зачем ползти как черепаха, если можно двигаться с нормальной скоростью? Вдруг раздался стук в дверь. Мы переглянулись: никто никогда не стучит в дверь нашего трейлера. Наверно, кто-то ошибся адресом, или это торговый агент, пошутил папа и пошел открывать. За дверью стоял не чужой человек, который ошибся адресом, а мой брат Фабрис в военной форме. Как он нам объяснил, ему неожиданно дали увольнительную, и он решил съездить домой.

– Мог бы предупредить нас, мы бы тебя встретили на вокзале, – сказал папа.

– Ты ел что-нибудь?

– Нет, мама.

– Тебе повезло, у нас еще осталась паста.

Фабрис сел за стол, мама поставила перед ним полную тарелку, и мы смотрели, как он жадно ест.

Фабрис на пять с половиной лет старше меня. Он с трудом окончил школу, поступил в Париже в университет, несколько лет проболтался на первом курсе, безуспешно пытаясь перейти на второй, и наконец решил вступить в армию по контракту на пять лет. Перед этим он посмотрел в кино рекламный ролик, в котором показывали очень представительных, серьезных, вооруженных до зубов солдат на фоне роскошных тропических пейзажей. Однако ему не повезло: его отправили служить в Германию, в Баден-Баден, и первая зима оказалась суровой, им приходилось разбивать лагерь в снегу, маршировать с рюкзаком, набитым камнями, в общем, сплошное удовольствие. Мораль: никогда не верьте рекламе. Конечно, мы знаем цену всем этим небылицам, но когда их повторяют по миллиарду