Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы покатили по автостраде, и я заснул настоящим, глубоким сном. Поэтому я плохо помню, что происходило в пути. Я могу рассказать только о своих снах. Конечно, мне снилась Венеция. Передо мной возникали пейзажи этого города на воде, я представлял себе каналы, выходящие из берегов. Когда тебя переполняют чувства, Венеция не только в Италии, она в каждом из нас. Еще мне снился концерт, все так странно, у зрителей ноги были по щиколотку в воде, а музыканты на сцене сидели в желтых резиновых сапогах. Ладно, это был только сон. Но я еду в Италию, чтобы послушать, как Полин играет на скрипке: такое тоже невозможно себе представить, однако это не сон, а реальность. Некоторых снов следует опасаться, иногда они сбываются, и, хотя ты ждал этого всю свою жизнь, оказывается, что ты к этому совершенно не готов.
В полудремоте я представлял себе, что будет, когда мы с Полин встретимся после концерта. Мы пойдем ужинать, будем есть пиццу «времена года Вивальди», только она и я, это будет гениально. Я думал, что бы такое ей рассказать, чтобы поддержать разговор, иначе он зачахнет от недоедания, как три четверти населения Африки, а это хуже всего. Что надо сказать девушке, чтобы убедить ее поцеловать вас, когда она не может решиться? Лучше бы девушка хотела этого с самого начала, скажете вы, но нельзя же всегда рассчитывать на идеальный вариант. Особенно если ты не какой-то там неотразимый красавец, если тебе приходится осветлять волосы, чтобы улучшить общее впечатление от твоей персоны, и ты не уверен, что даже такой ценой сумел достичь хотя бы среднего уровня привлекательности?
Я окончательно проснулся, часы на приборной доске показывали 12:30. Папа задумчиво смотрел на дорогу. Мы по-прежнему тащились как улитки. Мама выглядела более спокойной: на дороге попадалось все меньше грузовиков. Брат еще спал. Несколько минут я разглядывал их, как будто это была не моя семья, а чужие люди, которые согласились меня подвезти. Нет, я не накручивал себя: часто они производят на меня именно такое впечатление. Честное слово, я люблю их всей душой, и тем не менее чувствую себя таким далеким от них. Таким непохожим. Однажды я спросил себя, пройдет ли это со временем, или, наоборот, усилится. На папе была помятая полосатая футболка поло, бежевые полотняные брюки и сандалии на толстой подошве: он любит, чтобы ноги дышали. Наверно, пальцы у него совсем замерзли. У него каштановые, слегка вьющиеся волосы, на лице редкие веснушки. У мамы волосы очень темные, как и у брата. Впрочем, от его волос после нулевой стрижки почти ничего не осталось. Он переоделся, снял форму и сейчас был в джинсах и черной водолазке. На ногах у него были неуклюжие кеды, давно вышедшие из моды. Модно одетая или хотя бы следящая за своим гардеробом семья – это у меня будет в другой жизни. А хуже всего то, что они, по-видимому, не отдают себе в этом отчета. С другой стороны, может, это, наоборот, лучше.
Мы проехали Макон, или Дижон, или Лион, в общем, какой-то город, который кончается на «он». Папа заявил, что он уже проголодался и что проезд по Фурвьерскому туннелю без снижения скорости – это надо отметить. Мама возразила, что мы не проезжали через Фурвьер, мы свернули раньше. «А-а», – отозвался папа. Тем не менее он действительно проголодался, и у него было ощущение, что мы проехали через туннель – не знаю уж почему. На данный момент мы вроде бы не вышли из предусмотренного графика, и это был самый настоящий подвиг, который, по-видимому, мог оценить только я один. О настоящих подвигах никогда не говорят, подумал я, они незаметны и совершаются ради любви, но в наше время поступки, совершаемые без корыстного интереса, никого не интересуют.
Увидев на дороге указатель «Меню для гурманов», папа немедленно включил поворотник. Две минуты спустя мы оказались в кафетерии, где получили по подносу, индивидуальному ломтику хлеба и салфетке в пакетике, а также возможность выбора между тертой морковкой, краснокочанной капустой, яйцом под майонезом и рубленым бифштексом с картофелем фри. Как-то это было не похоже на меню для гурманов. Наверно, мы не туда свернули. Папа прямо спросил об этом у кассирши, но она ответила: нет, вы не ошиблись.
– Разве рубленый бифштекс с картошкой фри – это блюдо для гурманов? – спросил папа: он никогда не упускает возможность съехидничать.
– Может, бифштекс и не для гурманов, но у нас в меню сегодня был петух в вине!
– В придорожном кафе нельзя подавать петуха в вине! Водители, сами того не сознавая, получают дозу алкоголя, это опасно!
Папа заговорил на повышенных тонах, и я подумал: ну вот, сейчас он устроит скандал из-за какой-то ерунды. И у меня вдруг все сжалось в груди, воздух давил на легкие изнутри сильнее обычного: наверно, такое ощущение бывает у тех, кто ныряет на большую глубину. Люди оборачивались и смотрели на нас.
– Папа, не надо, давай поедим, пока не остыло!
– Минуточку, у нас тут разговор!
– Не понимаю, что вас не устраивает: название нашего кафе или петух в вине?
– В нашем мире все взаимосвязано, мадам! Ни одну вещь нельзя рассматривать по отдельности! Знаете, все мы – части огромного целого, которое называется Вселенной и в котором каждая частица, да-да, каждая, без исключения, постоянно взаимодействует с остальными! Это не я говорю, это сказал Альберт Эйнштейн.
Кассирша, очевидно, решила не спорить.
– Вставьте карту.
– Я расплачусь, но сначала вы мне ответите по поводу петуха в вине и безопасности на дороге.
– Не говорите глупостей, в этом петухе и алкоголя-то почти нет!
– Мой муж говорит глупости? – Вот и мама вмешалась: только этого не хватало! – По-вашему, вино – это не алкоголь?
– Оно уварено в сотейнике!
– То есть оно горячее? А разве от горячего вина не пьянеют? – разнервничалась мама. – После обеда мой муж сядет за руль, в машине семья, а сзади прицеплен трейлер, и, если он заснет, вы представляете себе последствия?
Теперь уже на нас глазел