– Какой еще Борис? – непонимающе спросил Стэнли и выглядел при этом так, что развеялись последние сомнения: он ни за что не спустит курок.

– Да вот же он, перед тобой, – весело сказал Бак, кивнув на меня.

– Kupim novi televizor, – сказал я и тоже поднялся на ноги, хотя и не понимал, что задумал мой друг.

– А? – Стэнли попятился назад. – Не подходите, последний раз предупреждаю.

Он размахивал пистолетом, наводя его то на меня, то Бака. Рот его исказился в плаксивой гримасе, а в глазах ясно читалось: «Что за херь тут творится? Я схожу с ума».

Я еще раз взглянул на друга и окончательно успокоился. Даже несмотря на тот факт, что все еще не имел ни малейшего представления, чего он удумал. Потому что я знал и другие факты.

– Так вот, Стэнли, – продолжал Бак, – это была первая новость. У меня плохое зрение. Тебе до лампочки, само собой.

Просто эта новость напрямую связана с тем, почему новость номер два так долго до меня доходила.

Были и другие факты.

Бак огромный детина, это факт. Факт и то, что он с трудом окончил старшую школу. Факт – он способен на разного рода необдуманные поступки, например, отказаться от хорошего заказа лишь потому, что заказчик – сторонник консерваторов.

Но еще факт – Бак Чемберс из Майлсбурга, штат Пенсильвания, не был дураком и самоуверенным пижоном. В этом я не раз убедился за то время, сколько его знаю. Сколько его помню.

– Я последний раз предупреждаю, – чуть ли не плача сказал Стэнли, – не нужно меня провоцировать.

Бак дружелюбно улыбнулся.

– Вторая новость, которая понравится тебе в гораздо меньшей степени, – это мой отчим. Он многому меня научил. В том числе и привил любовь к оружию. Нет, сам я никогда не имел ствола, я вообще ярый противник того, что половина Америки вооружена до зубов. Но это не мешает моему маленькому хобби. Видел бы ты мою коллекцию журналов. – Он медленно пошел к Стэнли. – Серебристый красавец в твоей руке – «Зиг Зауэр пи-триста-шестьдесят-пять». Относится к классу компактных средств самообороны. Вес – чуть больше фунта без патронов.

– Я тебе голову отстрелю! – заорал Стэнли. – Не приближайся.

Но Бак продолжал медленно идти на него.

– В том-то и вся штука, брат, что ты этого не сделаешь, даже если безумно сильно захочешь. Во-первых, из-за цены. Такая игрушка стоит около шести сотен баксов. И это меня сильно озадачило. Новенькая дорогущая модель «Зига» у такого торчка, как ты. У тебя даже кровати нет. Но я сказал себе: «Бак, это еще ничего не значит. Мало ли откуда у него этот ствол. Может быть, он нашел его в сумочке, которую украл у старушки, чтобы купить наркоты». Я не ковбой, Стен, и мне дорога моя жизнь и жизнь моего друга. Поэтому я не лез на рожон. Я слушал твою болтовню, а сам присматривался к пистолету. – Он вплотную приблизился к Стэнли, дуло пистолета уперлось ему в грудь. – И знаешь, что я заметил? Вернее сказать, чего НЕ заметил, сколько ни всматривался? Модельный номер на затворе. Его нет. Гравировка «пи триста шестьдесят пять», где она, Стэн? – Бак медленно забрал оружие из рук Стэнли, сунул обрубок сигары обратно в нагрудный карман и закончил: – Ты угрожал нам ненастоящим пистолетом.

Мне показалось, Стэнли хотел что-то ответить, открыл рот. Но Бак с чудовищной силой ударил его в лицо своим огромным кулаком. Стэнли издал короткий стон, шарахнулся затылком об стену и сполз на пол.

* * *

Если у этого дневника когда-нибудь будет читатель, я хочу задать ему вопрос.

Что отложилось в твоей памяти на всю жизнь? Попробуй вспомнить. Я не говорю о хороших моментах, пережитых тобой, вернее, это не обязательно должны быть только они. Все что угодно. Любая мелочь. Главный и единственный критерий – тебе запомнилось это до конца дней.

Может быть, тебе уже давно за сорок, но иногда ты все еще вспоминаешь (и лицо твое кривится от чувства неловкости), как в начальной школе портишь воздух перед всем классом, пытаясь забраться по канату на уроке физкультуры? Или весь вечер выпускного смотришь на Меган Кравиц, первую красавицу класса, и уже собираешься пригласить ее на танец, но в последний момент тебя тошнит прямо на ее белоснежное платье, потому что ты выпил слишком много пунша, чтобы унять волнение? Может быть, у тебя по-прежнему перехватывает дыхание каждый раз, когда садишься в машину, – авария, в которой погибли твои родители, встает перед глазами, будто это случилось вчера?

Это может быть все что угодно, но если ты будешь честен перед самим собой, если задумаешься над этим всерьез, ты увидишь: яркими вспышками живет в нас эмоциональная память о событиях трагичных, постыдных, унизительных и неловких; событиях со знаком минус, в той или иной степени. Потому что негативные эмоции ярче всех прочих. Мы не просто помним о том, что когда-то их испытали. Мы дольше (а порой и всю жизнь) помним сами ощущения, какие нам даровали те эмоции.

Сейчас ты возразишь. Потому что возражать в подобных случаях – первое, что приходит на ум. Но еще раз: помолчи и постарайся уложить это в своей голове. Начинай вспоминать.

Свадьба. Хорошо. Ты помнишь ее в мельчайших подробностях. Но мы говорим об эмоциях. Что с ними? Да, с ними полный порядок. Ты вспоминаешь свою клятву у алтаря, и теплота разливается по твоему телу. Ты вновь влюбляешься. Пожалуй, это сильное чувство, мне остается лишь поверить на слово.

Значит, все сказанное мной – чушь?

Нет.

Теперь с тем же старанием воскреси в памяти самый страшный день твоей жизни. Уверяю, тебя прошибет пот. Если тебе было страшно, ты вновь ощутишь этот страх. Если когда-то испытал боль, она вернется снова.

Продолжай возражать. Какая эмоция сопоставима по силе с чувством счастья, когда впервые берешь на руки свое дитя? Когда прижимаешь его к груди; делаешь первую совместную фотографию.

Ты знаешь какая. Простой ответ на элементарный вопрос. Рождение ребенка, этот лучший момент в жизни, это ярчайшее воспоминание, блекнет по сравнению с воспоминанием о безграничном горе.

Ты не осмелишься сказать это вслух. И не нужно. Кто бы ты ни был, не я заставляю тебя читать мой дневник. Воспоминания, в которых ты впервые берешь на руки свое чадо, ничто в сравнении с воспоминаниями, где ты выбираешь для него надгробную плиту.

Зеркала – моя страсть. Я воспринимаю мир через отражение в них.

Эмоциональная память, хранящая счастливые моменты жизни, сильна. Если не бросать на противоположную чашу весов равнозначное им горе. Какой бы пример ты ни привел, я разотру его в пыль зеркально противоположным. Эмоции, вызванные трагедией или жестокостью, врезаются в память куда сильнее веселых или приторно-романтичных. Такова наша сущность. Именно поэтому в погоне за сильными эмоциями мы толпимся вокруг изуродованных машин, попавших в ДТП. Новостные каналы готовы заплатить любые деньги стрингеру, принесшему запись массового убийства, совершенного свихнувшимся продавцом «Макдоналдса». Страдания других людей притягивают нас как магнитом.