Эли и Грэйсон о чем-то переговаривались вполголоса, но стоило мне переступить порог, как они затихли.

— Ты мне не рассказывала, что кто-то подбросил тебе в спальню окровавленное сердце, — с укором сказал Грэйсон. Надо отдать ему должное, недовольство он умел выражать мастерски. — Почему?

По его тону было понятно: он ждет от меня ответа. А когда Грэйсон Хоторн чего-то хотел, он, как правило, добивался желаемого.

— А когда мне было рассказывать? — попыталась оправдаться я. — Мы с тобой после того случая не виделись! Ты всю неделю бесподобно меня избегал, за исключением пары-тройки случаев!

— Я тебя не избегал, — возразил он, но все же опустил взгляд, не справившись с собой.

В голове у меня снова зазвучал голос Макс, утверждавшей, что я «не люблю чего-то хотеть». Макс часто оказывалась права, и это даже раздражало.

— Ты навещала мою мать, — произнес Грэйсон. Прозвучало это как утверждение, а вовсе не как вопрос.

Я покосилась на Эли. Кажется, у кого-то тут чересчур длинный язык.

— Эй, я ничего такого не рассказывал, — вскинув руки, заявил он.

— Орен? Алиса? — сощурившись, спросила я у Грэйсона.

— Оба раза мимо, — ответил Грэйсон и посмотрел мне в глаза. — Я видел фото вас обоих в отеле. А уж вывод и сам в состоянии сделать.

Я постаралась не вкладывать чересчур много смысла в финальную фразу, но мне тут же вспомнилось, на какой вывод навела Макс та фотография со мной и Джеймсоном. Не из-за нее ли Грэйсон так злится?

Ты первый от меня отказался, подумала я. Ты это выбрал сам.

— Если тебе и впрямь так уж понадобилась Скай, надо было мне обо всем рассказать, — процедил Грэйсон.

Тут я вспомнила, для чего именно она мне понадобилась. И что подтвердила. Все остальное мгновенно утратило смысл.

— А ты сегодня не видел Джеймсона? — спросила я у Грэйсона. Под ложечкой засосало от напряжения. — Его не было в школе. Он случайно… тебя не искал?

— Нет, — под кожей у Грэйсона заходили желваки. — А что?

Значит, Джеймсон не стал рассказывать Грэйсону о его отце. Я же не чувствовала за собой права это сделать.

— Мы просто выяснили кое-что, — я потупилась. — Это касается благотворительных организаций, упомянутых в завещании.

— Так ты не прекратила расследование! — Грэйсон тряхнул головой. Руки спокойно висели вдоль тела, но только на первый взгляд. Присмотревшись, я заметила, как он нервно потирает большим пальцем правой руки подушечку указательного — крошечная потеря контроля, предзнаменование срыва. — И Джеймсон, я так понимаю, тоже, — заключил он и повернулся. Я видела, как напряглись его шея и челюсти, хотя голос оставался невозмутимым. — Прошу меня извинить. Мне надо переброситься парой слов с братом.

Я пошла за Грэйсоном. Эли устремился за мной. Надо отдать Грэйсону должное, он быстро оставил попытки уйти от преследования. Он поднялся на третий этаж, прошел галереей извилистых коридоров, поднялся по короткой кованой лестнице в комнатку с альковом. В углу стояла старинная швейная машинка. Стены были увешаны полотнами из разноцветных лоскутков. Грэйсон приподнял одно из них — под ним оказался лаз.

— Если я тебя попрошу вернуться к себе в комнату, ты послушаешься? — спросил он.

— Ни за что на свете, — парировала я.

Грэйсон вздохнул.

— Футов через десять увидишь лестницу. — Он посильнее отогнул полотно и стал ждать, чуть наклонив голову и внимательно наблюдая за мной. Наверное, целый свет охотно пал бы к ногам Грэйсона Хоторна, лишь бы выполнить его волю, — но только не я.

Оставив Эли у алькова, я пробралась в лаз на четвереньках. Грэйсон был совсем рядом — я это чувствовала и слышала, — но он ни слова не проронил, пока я не начала подниматься по лестнице.

— Там, наверху, увидишь дверь, которая открывается вверх. Только осторожно, она заедает.

С трудом справившись с желанием обернуться и посмотреть на него, я все же открыла дверь и выбралась наверх. В глаза ударили лучи яркого солнца. Я думала, что попаду на чердак — а никак не на крышу.

Оглядевшись, я выбралась на небольшую плоскую площадку пять на пять футов, расположившуюся посреди величественных изгибов крыши поместья. Джеймсон разлегся на кровле, подставив лицо под лучи солнца — казалось, он загорает.

В руке у него блеснул нож.

— Прихватил все-таки? — поинтересовался Грэйсон, выбравшийся на крышу следом за мной.

Джеймсон, не открывая глаз, прокрутил оружие в руке. Рукоять разделилась на две части, внутри оказался тайничок.

— Пусто, — Джеймсон открыл глаза и захлопнул тайник. — На этот раз.

Грэйсон поджал губы.

— Призываю…

— О нет! — с жаром возразила я. — Хватит уже! Никто ничего призывать не будет!

Джеймсон поймал мой взгляд. Его зеленые глаза влажно поблескивали и слегка потемнели.

— Ты ему рассказала? — спросил он у меня.

— Рассказала что? — сухо осведомился Грэйсон.

— А, ну тогда все ясно. — Джеймсон поднялся на ноги. — Наследница, прежде чем мы тут начнем сыпать секретами, пообещай мне самолет.

— Самолет?! — я удивленно на него уставилась.

— У тебя же их несколько, — с улыбкой напомнил Джеймсон. — Хочу одолжить один.

— Зачем тебе самолет? — с подозрением спросил Грэйсон.

Но брат только отмахнулся от него.

— Ладно, — согласилась я. — Можешь взять один из моих самолетов. — Еще недавно я и представить себе не могла, что когда-нибудь в жизни скажу такое.

— Зачем тебе самолет? — стиснув зубы, переспросил Грэйсон.

Джеймсон снова поглядел на небо.

— «Колинз-Уэй» основали в память о Колине Андерсе Райте, — начал он. Сложно сказать, уловил ли Грэйсон оттенки его тона. В нем была и не печаль даже, и не сожаление — но что-то особенное. — Колин был одной из жертв пожара на острове Хоторнов. Благотворительный центр открыл его дядя.

— И что же? — Грэйсон явно начал терять терпение.

Джеймсон неожиданно перевел взгляд на меня. Он не в силах это произнести. Не в силах стать тем, кто сообщит Грэйсону правду.

Я сжала губы, сделала вдох.

— И этого дядю зовут Шеффилд Грэйсон.

Эта весть была встречена гробовым молчанием. Грэйсон Хоторн был не из тех, кто бурно выражает эмоции, но в тот миг малейшие перемены в выражении его лица отзывались и во мне.

— Так вот зачем вы к Скай отправились, — заключил Грэйсон. Тон у него был натянутый.

— Грэй, она все подтвердила, — Джеймсон решил больше не тянуть кота за хвост. — Он твой отец.