Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я даже поблагодарить не успел.
— Стороны готовы? — спросил Козлович.
Куракин порывисто кивнул и подошел к куратору. Я помедлил, надевая кольцо, оно пришлось по размеру лишь на большой палец, и присоединился к противнику.
— Стандартная дуэль на пятидесяти шагах до обильного кровотечения или сильного ранения между учеником Куракиным и учеником Кузнецовым. Оружие… рогатки предоставляет ответчик.
Я положил две абсолютно одинаковые рогатки на миниатюрный высокий столик, давая возможность высокородному выбрать ту, которая ему больше понравится. Куракин чуть замешкался и взял дальнюю от себя.
— Снаряды, — указал на множество рассыпанных железных шариков Козлович.
Я набрал горсть и набил ею карман. Куракин тоже не стал жадничать.
— Расходимся.
Наши места были определены белыми камешками. Пятьдесят шагов — это больше тридцати метров. Для новичка, державшего рогатку всего пару дней, расстояние приличное. Признаться, оно и для меня не сказать чтобы плевое.
По кодексу мы могли уворачиваться. Но вместе с правилами писаными, существовали и неписанные. Так считалось не просто хорошим тоном, а скорее обязательным не сходить с места. Стрелять предполагалось исключительно по очереди. Ну, раз я такой весь неблагородный, сам и начну.
Железный шарик просвистел, быстро сокращая расстояние между мной и Куракиным, стал резко замедляться, после чего упал у его ног. Чертовы защитные заклинания! Высокородный не скрыл улыбки, нарочито медленно примериваясь к рогатке. Вот только его выстрел ушел в молоко, и снова настал мой черед.
Не скажу, чтобы дуэль происходила из ряда вон эффектно. Это можно было назвать вялым пинг-понгом. Куракин промахивался, мои же выстрелы гасила магическая защита. Да, с каждым разом удавалось подобраться все ближе. В последний из выстрелов высокородный даже легонько дернулся, а шарик все-таки задел его бок.
Я действительно обрадовался, что скоро все закончится. Солнце припекало довольно ощутимо. Пот струился со лба, глаза щипало, вдобавок почему-то начало сводить руку. Странно, когда я тренировался прежде подобного не было.
Пренебрежение противником сыграло злую шутку. Я как-то привык к неудачным попыткам Куракина. Поэтому железный шарик, который изначально полетел в сторону, вдруг изменил траекторию, наливаясь огнем. Удар пришелся в грудь. И несмотря на все виды защиты меня опрокинуло на землю с такой мощью, будто неведомая сила решила вытряхнуть все кости из тела. Звуки слились в один протяжный вой, реальность поплыла перед глазами широкими мазками кисти и во рту появился вкус железа.
Я медленно, шаря руками по земле, поднялся на ноги, пытаясь собрать единую картинку в кучу. Сплюнул кровь на землю и вытер губы. Так, Куракин на месте. Козлович тоже. И второй что-то сердито выговаривает первому. До меня долетали лишь обрывки фраз: «нарушение кодекса», «применение атакующей магии», «поражение» и что-то еще. Не сразу, но до меня дошло. Куракин вместо разрешенной защитной магии решил перейти в наступление.
Злость стала подниматься из глубин души, ища выхода. Она напоминала полноводную реку после обильных ливней, навалившуюся всей своей тяжестью на старенькую дамбу. У последней просто не оказалось шансов выстоять. Но было еще кое-что любопытное. Вместе со злостью приходила сила. Я чувствовал ее, ощущал каждой клеточкой. Хотел еще большего могущества.
И вот тогда плотина рухнула. Подобного я не испытывал никогда. Эйфория была такой пронизывающей, что на мгновение заполнила собой всю реальность. Остались лишь странные, непохожие на нормальных людей образы и непонятные здания вдалеке. Мое тело конвульсировало от наслаждения и вместе с тем набирало силу. Ту, которая не могла найти выход раньше.
Когда звуки, запахи и зрение вернулись ко мне, я знал, что делать. Крепкой рукой я поднял рогатку и вложил железный шарик в кожеток. Козлович направлялся к Куракину, но при этом не загородил мне мерзавца. Я легко поднял оружие, вложив в выстрел всю силу и отпустил резинку. И ощутил странное чувство всевластия и общего понимания. Я знал, что произойдет с носом высокородного до того, как снаряд достиг цели. А когда раздался сочный хруст, только улыбнулся.
Я вновь ощущал его. Тот самый управляемый смерч. Теперь он находился внутри меня и лишь набирал мощь. Не было ничего, что могло бы быть мне не под силу. Я всемогущ.
Якут появился передо мной так же неожиданно, как возникал на тренировках. Учитель медленно, но крепко взял меня за руки. Он говорил странные слова, значения которых оставались загадкой. Но перестать слушать его было выше моих сил. Когда Якут замолчал, жаркое солнце погасло, а все вокруг затихло. И я заснул.
Комнаты высокородных в школе значительно отличались от тех, где жили обычные ученики. Да что там, не всякому благородному разрешалось селиться по одному, окружать себя предметами быта и привозить домашних существ. Но пословица немощных «кто платит, тот и заказывает музыку» безотказно работала и в магическом мире.
Помимо финансирования Министерства просвещения существовали и значительные спонсорские вливания. И если Елизавета Карловна относилась к подобному с той долей презрения, с какой настоящий учитель, по заветам прошлого предстоятеля Конклава, должен воспринимать деньги, то директор Терново, по обыкновению мягкий и податливый человек, конкретно в этом вопросе проявил необычайную твердость. Потому отпрыску каждого щедрого спонсора была выделена отдельная комната. И если раньше разночинцы жили по двое, то теперь многих из них пришлось немного уплотнить. Но кому были интересны такие мелочи?
Именно в подобной комнате, принадлежавшей Александру Куракину, собрались четыре молодых представителя великородных семей. Собственно, сам Куракин, плечистый Владислав Тинеев, уступающий ему в стати Сергей Аганин и совсем скромных пропорций Виктор Горленко. Последний заслуживал особого внимания, потому что значительно отличался от прочих высокородных.
Двойняшки Горленко — Виктор и Анна, совсем не были похожи. Он — маленький, щупленький, но вместе с тем красивый, с большими, бабьими глазами и пухлым ртом. Она — высокая, с внушительными плечами и самыми грубыми чертами лица, словно вырубленными неумелым каменотесом из куска скалы. Единственное, что их объединяло — воспитание.
Горленко-Старший, мужчина решительный и временами резкий, растил детей в строгости. Отпрыскам фамилии, контролирующей все операции с так называемыми камнями душ, строжайше запрещалось кичиться своим родом. Потому что были они «пока никем и только собственным трудом должны занять свое место в мире».
Однако по прибытию в Терново Горленко все же примкнули к другим высокородным семьям. А, если быть точнее, Куракин взял под крыло диковатых дворян, все еще не верящих, что за каждым их шагом не наблюдает строгий отец. Анна стала молчаливой подружкой Терлецкой, на фоне которой лишь подчеркивалась красота Светланы, а Виктор влился в компанию мальчишек. Не то чтобы удачно, ему, к слову, совершенно не нравились издевательства над разночинцами, но воли сказать правду новым друзьям у высокородного не было.