проза, верее, верлибр, прозаическая миниатюра постоянно провоцируют нетвердо знающих основания теории словесности критиков и литературоведов относить все названные виды прозаических и стихотворных текстов “по настроению” – то к прозе, то к стихам» [201, с. 37].

Заявленные нами проблемы этим списком не исчерпываются, поэтому предлагаем обратить внимание на ряд наиболее масштабных и часто упоминаемых вопросов в современном отечественном литературоведении рубежа XX–XXI вв.:

1. Расширение творческого пространства.

Характерной чертой этого периода стала широта географических границ творческого пространства. Поэтические тексты создаются как в крупных городах, так и в провинциальных, причем не только российскими поэтами, но и поэтами-эмигрантами, пишущими на русском языке. Постепенно стирается грань между провинциальной и столичной литературой, что обусловлено в большей степени широкими возможностями публикационной деятельности.

2. Активизация печати.

На рубеже XX–XXI вв. значительно активизируется выпуск периодических изданий, освещающих литературные события и имена. Помимо собственно литературных изданий, появляются отдельные блоки из подборок стихотворений. Важное место уделяется и публикации поэтических сборников, книг стихов современных авторов[2].

3. Роль интернет-ресурсов.

С появлением Интернета возможность быть услышанным получил практически каждый: начиная от публикации в социальных сетях и заканчивая специализированными сайтами прозы и поэзии. Популярными веб-источниками можно считать «Вавилон», «Журнальный зал», «Новую литературную карту России», «Стихи. ру» и др. Это осложнило работу критиков и литературоведов, поскольку для них открылся огромный материал для исследования, который трудно и, может быть, на сегодняшний день невозможно охватить.

4. Фокус на отношениях человека и Большого Времени.

Для творчества поэтов 1990-2000-х гг. характерно обращение к минувшим столетиям. Данное явление можно рассматривать как попытку осмыслить через историю сегодняшний день, а также сделать прогнозы на будущее. Поиск ответов на вопросы истории часто скрыт от читателя, однако именно он направляет сюжет произведения, становится его смысло- и сюжетообразующим началом.

5. Травма как естественное состояние.

Т. Вайзер в работе «Травматография логоса: язык травмы и деформация языка в постсоветской поэзии» провела исследование, оценивающее последствия социальных катаклизмов и их прямого воплощения в языке. Ученый утверждает, что постсоветская поэзия представляет собой своеобразную «отражающую поверхность», сквозь которую преломляются все «коммуникативные разрывы и лакуны» современного общества. Поэзия как одна из самых чувствительных культурных моделей становится мембраной, «чутким рельефом переломов сознания, его невысказанных впадин, рубцов, утечек. Она оказывается тем культурно-смысловым ресурсом, который позволяет обнаружить скрытые коммуникативные деформации, перевести их в новые формы культурного самовыражения и придать им свой, особый язык» [97].

6. Прозаизация поэзии.

В творчестве современных авторов наблюдается художественный синтез поэзии и прозы, причем эпические черты в большинстве поэтических текстов помогают подчеркнуть именно лирическое начало[3]. Активное проникновение прозы в поэзию способствует дальнейшей деканонизации поэтических жанров. Гибкость жанровой системы рождает многообразие подвижных форм, таких, например, как «новый эпос» в поэзии.

7. Новая сюжетность.

Данная проблема впервые была обозначена Ф. Сваровским, который в предисловии к 44-му номеру «РЕЦ’а» заявил о качественно новом явлении, обнаруженном в отечественной литературе последних десятилетий. Поэтом оно условно названо «новой сюжетностью». Автор «практикует системное нелинейное высказывание, подводя читателя к некоему переживанию, мысли, ощущению при помощи совокупности многочисленных элементов: образов, лексики, системных смыслов текста» [170, с. 24].

К основным чертам поэтики таких текстов исследователи относят «наличие захватывающего сюжета, ориентированного на фантастическое, метафизическое событие, в основе которого лежит героическое начало; действующий герой или герои материальны по своей сущности; построение сюжета подобно созданию фрагментов киносценария с многообразной сменой кадров; использование авторской маски, при этом не происходит отождествления автора ни с героем, ни с рассказчиком, автор со своим голосом не вмешивается в ход событий. Особое значение приобретает авторская игра с культурными контекстами, соединение которых создает некую дополнительную реальность, где происходит основное действие» [170, с. 23].

8. Семиотизация стиховых явлений.

Характерной приметой поэзии рубежа веков стало и стремление авторов к созданию визуальных структур с обнаженной формой. Графика выступает выразителем внутренних закономерностей текста: важными становятся форма и начертание букв, орфография, пунктуация (знаки препинания могут образовывать самостоятельные тексты). Как отмечает исследователь Н. Фатеева, «в языковых знаках разрушается обычная связь между означающим и означаемым и устанавливается новая, поверх старой, превращая их из знаков в образы» [252, с. 15].

9. Лингвопластика и метапоэтика.

Исследователи все чаще отмечают, что некоторые современные тексты перестают апеллировать к нашим чувствам и интуиции, они нацелены, прежде всего, донести сообщение до разума, а не тронуть читателя. Данная тенденция привела к тому, что «форма сообщения становится все более самоценной, содержание за ней может только угадываться» [218, с. 28].

Кроме того, яркой приметой времени можно назвать и разрыв с действительностью, который вынуждает художника отправиться на исследование своего внутреннего мира. По утверждению Н. Фатеевой, современная литература «углубляется в самопознание и ищет источники развития уже внутри себя. Образуется обширное поле метапоэтики, стирающей границы между собственно художественными и научно-филологическими жанрами» [252, с. 28].

Обозначенное нами проблемное поле современного отечественного литературоведения, безусловно, не ограничивается только этими проблемами. На наш взгляд, при осмыслении современного поэтического процесса наиболее актуальной остается и проблема жанровой динамики, трансформации жанровых форм.

Общепризнано, что каноническая жанровая система изжила себя, и переложить ее на поэтический материал нашего времени практически невозможно. Кроме того, если ранее жанр предопределял ход стиха, то сегодня он стал ведомым элементом в процессе творчества. По словам В. Козлова, тенденция эта зародилась еще в начале XIX в., когда «выбор слова стал определяться не рамками жанра, а предметом разговора, который, в свою очередь, свободно выбирается художником. Отсюда – новая для русской поэзии точность и свобода пушкинского слова, открытого для любого опыта личности и истории» [155, с. 29]. Другая тенденция, способствующая разрушению сложившейся жанровой системы, особенно ярко воплотилась в творчестве О. Мандельштама и получила название «семантическая поэтика». Слово здесь понимается как «пучок смыслов» («Разговор о Данте» О. Мандельштама), оно обретает «невиданную прежде поливалентность – сцепления между ожившими побочными значениями могут теперь оказаться самыми непредсказуемыми, неповторимо ситуативными и даже загадочными» [155, с. 31]. На первый план выходят только что открытые возможности слова, которое теперь столь же ценно, сколько и целое произведение. Отмечая эти две парадигмы, В. Козлов обращает внимание на то, что современная поэзия переполнена жанровыми элементами (будь то мотивы или отдельные слова, определяющие тот или иной жанр), но зачастую «до жанра, оформляющего и завершающего целое, вырастают единицы. В том, что до жанра нужно “дорастать”, – особенность неканонической жанровой эпохи» [155, с. 36].

Кроме того, на сегодняшний день не существует готовых жанров, а стихотворение представляется, прежде всего, как «пространство жанровой борьбы» [155, с. 38]. Подразумевается под этим метафорическим определением конфликт разных жанровых элементов внутри стихотворной речи за право закончить, оформить стихотворение в