Как раз самое интересное девушке загораживала могучая спина, обтянутая выцветшей джинсовкой, и сдвигаться куда-нибудь она не собиралась. Оставалось, собрав последние силы, пробиваться окружными путями… Раскрасневшаяся от азарта Вера наконец преодолела последнюю преграду в виде сухощавой, но крепкой старухи в каком-то старомодном плюшевом жакете и доисторической шляпке и окинула победным взором прежде сокрытое.

Лучше бы она этого не делала.

Первым бросился ей в глаза плотный усатый брюнет, лежащий всего в какой-то паре метров от незримой черты, рубежа, переступить который никто не решался, хотя он и не был отмечен даже символически. Желтой ленты, как в американских фильмах, и той не было.

Толстяк выглядел совершенно мирно и, если бы не красно-бурое пятно, расплывающееся по белоснежной «водолазке», обтягивающей обширный живот, мог сойти за отдыхающего после обильного возлияния.

Но он был мертв, и мертв безнадежно, судя по тому, что не вызывал интереса даже у трех милиционеров и врача, склонившихся над чем-то еще.

Вера начала было набрасывать в уме строки заметки, привычно выбирая узловые точки описания, как деловитые стражи порядка расступились.

Сначала девушке показалось, что на мостовую высыпали груду чего-то совершенно постороннего, вроде содержимого мусорного бака или кучи тряпья. Вон, кстати, и машина стоит с открытым багажником… Но внезапно она разглядела торчащие из бурой груды ноги в светло-коричневых щегольских ботинках. Один был вымазан какой-то грязью и порван…

– Эк его разворотило-то… – неуклюже поднялся на ноги медик, держа наотлет ладони в испачканных темно-красным резиновых перчатках. – Будто под поезд угодил.

– Если бы под поезд… – проворчал пожилой милиционер, снимая фуражку и протирая лысину платочком. – Проблем бы никаких… Сереж, скажи, чтобы ничего вокруг не трогали.

Молодой лейтенант согласно кивнул и поднес к лицу мегафон.

– Товарищи! – разнесся над головами жестяной бас. – Прошу ничего не трогать и с места на место не передвигать, пока не завершены следственные действия…

Девушка все никак не могла оторвать глаз от покойного. Как-то раз ей приходилось видеть человека, извлеченного из-под колес пригородной электрички, но до этой кучи мертвой плоти бедняге было далеко…

Стараясь отвлечься от страшной груды, в которой все отчетливее угадывался чудовищно изуродованный человек, чьи сломанные ребра, позвоночник и раздробленный череп были перемешаны с разорванными мышцами, внутренностями и клочьями одежды, Вера длинно сглотнула и подняла глаза на фасад ближайшего дома.

Какой идиот выплеснул на старый кирпич ведро темно-красной краски? Это граффити тут такие? Или это не краска?..

Застывшая «краска» струилась широким потоком из маленькой ниши, прямо под которой валялась алюминиевая лестница-стремянка. А торчала из отверстия…

Каменный истукан, уродливая крыша «ратуши», черный автомобиль и невозмутимые милиционеры неожиданно поменялись местами, брусчатка стремительно взмыла вверх и наехала на конек черепичной кровли…

* * *

Черт побери!

Демонстрация никак не входила в планы молодого ученого. Теперь придется терпеливо ждать, пока она не сменит место дислокации или не рассосется…

Нет, не похоже на митинг. Не бывают митингующие такими сосредоточенными.

«Протолкаться, что ли, вперед? – подумал Евгений, аккуратно прислоняя штатив к стене дома: не лезть же в толпу с этой неуклюжей штуковиной. – Посмотреть, что там случилось?»

На его счастье, с той стороны, откуда он подошел, народ стоял не так густо, и пробраться вперед удалось относительно легко. Честно говоря, и на толпу-то отсюда людское скопление не походило: так, вольготно стоящие граждане, что-то заинтересованно выглядывавшие впереди, у самого постамента. Князеву показалось, что даже Бисмарк косится куда-то вниз, не в силах противостоять общему порыву.

Под подошвой что-то скрежетнуло камнем по камню, и молодой ученый невольно взглянул себе под ноги.

На ровной, сглаженной веками брусчатке валялся довольно крупный камень, вначале показавшийся куском каменного угля. Антрацитово поблескивающие острые грани, неровный скол… Евгений шевельнул кончиком ботинка каменюку, только что чуть не пропоровшую толстую подошву, удивился, откуда на чистенькой улочке взялся уголь, и осколок послушно перевернулся…

«Ух ты!..»

С обратной стороны «уголь» оказался гладким и серым, будто окисленным, и на нем отчетливо проступал глубокий рельеф… Страдальчески скривившиеся тонкие губы, часть скулы, остроконечное ухо… Обломок статуи!

«Статуэтки, – поправил себя Князев, опускаясь на одно колено, делая вид, что завязывает шнурок, и незаметно накрывая камень ладонью. – Похоже на тех маленьких горгулий, что я снимал в нишах домов…»

Воровато оглянувшись, не смотрит ли кто, он схватил находку и сжал ее в кулаке, не обращая внимания на то, как острые каменные грани больно впиваются в кожу ладони.

– Товарищи! – прогремело, как показалось «злоумышленнику», со всех сторон, и он едва не выронил от неожиданности добычу. – Прошу ничего не трогать и с места на место не передвигать, пока не завершены следственные действия…

«Мегафон…»

– Чего это у вас? – раздался прямо над ухом голос потише, но неизмеримо противнее. – Чего это вы с земли подняли, а?

Как обычно, самой бдительной оказалась какая-то старушенция в бесформенном плаще и пестрой косынке, с неряшливо выбивающейся из-под нее жидкой седой прядью.

– Да нет у меня ничего… – Евгений лихорадочно запихивал кулак в тесный карман куртки, чувствуя себя преступником. – Шнурок вот завязывал…

Кулак в кармане никак не желал разжиматься, и запаниковавший ученый вдруг не к месту вспомнил старую байку про ловлю обезьян в Африке. Ну, насчет того, что бабуин, засунув руку в узкое отверстие в пустой тыкве и захватив пригоршню лакомства, никак не может вытащить кулак, а с добычей расстаться жалко…

– Товарищи! Смотрите на него! – принялась озираться по сторонам зоркая бабулька, вцепившись в князевский рукав почище той самой мартышки. – Поднял что-то с пола и в карман засунул! Может, он с теми заодно!..

Зеваки мало-помалу стали оборачиваться на ее причитания, и от позорной развязки Евгения отделяли какие-то мгновения, когда на сцене появилось новое действующее лицо.

– Чего шумишь, Матвеевна?

Откуда-то сбоку вынырнул коренастый мужичок, и Женя с облегчением узнал в нем своего благодетеля Петровича.

– Не шуми. Знаю я этого товарища. Ученый он, научную статью приехал писать про наши памятники. Чего ты в него вцепилась, как в воришку карманного? Евгений Григорьевич, – официально обратился он к Князеву. – Покажите этой… удостоверение ей свое покажите, одним словом.

Евгений послушно полез свободной рукой в нагрудный карман, но на бдительную гражданку оказало магическое действие уже одно слово «удостоверение».