— Есть, — односложно ответил Ефимов, схватился за поручень и буквально в одно движение оказался на броне.

— Понятно, что ничего не понятно, — обиженно пробормотал сержант и влез на транспортер вслед за прапорщиком.

— Не бухти! Давай-ка лучше в темпе выйди по радиостанции на Савенко. — Ефимов назвал фамилию командира первого бронетранспортера. — Пусть сюда подъезжает.

— А зачем радиостанция? Мы ему сейчас так просемафорим. — Сержант юркнул в люк.

Не успел Ефимов запротестовать, как Юрасов несколько раз подряд включил и вырубил прожектор. Через пару секунд был получен такой же ответ. Следом послышался шум заработавших моторов.

Утром, перед началом занятий, Сошников довел до личного состава приказ ротного: построение произвести в составе учебных групп.

— Инструкторы приехали, — зашептались бойцы в шеренгах.

— Вот и хорошо, — выделился на общем фоне голос Прошкина. — Задолбал уже всех этот дед. Может, хоть новый инструктор толковый попадется.

— Блажен, кто верует.

— Становись!

— Ротный идет.

— Да и хрен с ним.

— Кончай базар! Равняйсь! Смир-но! — Сошников шагнул навстречу командиру роты.

— Вольно! — Кречетов слегка ссутулился и спросил: — Люди все?

— Все, — ответил Сошников.

Олег Анатольевич Плотников, назначенный инструктором во вторую учебную группу, оказался мужиком интеллигентным, умным, в меру покладистым, сведущим во всех видах горной подготовки, особенно в лыжной. Он умел толково объяснить любые премудрости и, главное, не форсил перед обучаемыми своими знаниями. В общем, этот дядька сразу понравился своим подопечным.

В первый день спецназовцы занимались на скальнике. Они забивали и извлекали крючья. При этом бойцы учились отличать трещину, в которой крюк будет держаться надежно, от той, из которой он при рывке может вывалиться, и от той, которая может отколоть сам камень. Затем они организовывали страховочные станции, по очереди помогали друг другу, поднимались и спускались по скале.

К вечеру бойцы изрядно устали, но почти все выглядели довольными. Занятия принесли спецназовцам ощутимую пользу. Они вспомнили то, что знали раньше, и многому научились.

А на следующий день вся рота отправилась на ледник. Вторая группа двигалась в центре длинной вереницы бойцов, поднимавшихся на гору.

Ефимов по старой привычке находился впереди группы, следовал сразу за инструктором. Подъем был не трудным, все однообразно, не интересно, серо. И вдруг справа от тропы на огромном серо-буром валуне что-то блеснуло.

Сергей присмотрелся, увидел нечто квадратное, прикрепленное к каменной поверхности, и почти сразу догадался, что это табличка, увековечивающая чью-то память. Он подошел поближе и сумел разглядеть надпись, сделанную на табличке: фамилия, имя, отчество, даты жизни. Ниже еще одно имя, а в метре вторая табличка со сходной надписью.

«Я спросил тебя: «Зачем идете в горы вы?» — мелькнула в памяти старшего прапорщика строчка из песни Владимира Высоцкого. — Действительно, зачем?»

Ефимов не любил глупый риск. Может, он и не относил к таковому покорение всяческих заоблачных вершин, но фанатом восхождений не был точно.

«Зачем, почему погибли люди? Если уж расставаться с жизнью, то ради какой-то настоящей цели, а не тех самых пресловутых гор, «на которых еще не бывал».

Ефимов, занятый подобными рассуждениями, добрался до гребня отрога, оказался рядом с Олегом Анатольевичем и полюбопытствовал:

— Они здесь погибли?

— Не обязательно, — ответил инструктор и покачал головой. — Люди могли разбиться где угодно. А таблички ставят в тех местах, где чаще ходят. Чтобы помнили.

— Наверно, это правильно, — согласился Ефимов, и они замолчали.

Грустно, несправедливо, когда погибают молодые.

Под ногами появилась наледь, идти стало скользко и потому опасно. Разбиться на этой тропе вряд ли было можно, а вот существенно поломаться — запросто. Спецназовцы замедлились. Скорость движения упала еще больше, когда они пошли вниз, к леднику, отливавшему на солнце синевой, слепящей глаза. Он лежал в распадке между двух отрогов, был по-своему красив и величественен, а еще от него явственно несло холодом.

«Вековая стужа», — невольно подумал Ефимов.

Из недавней лекции он точно знал, что синий цвет имеет не менее чем пятидесятилетний снег, слежавшийся до консистенции льда.

— Здесь осторожнее, не спешите, — предупредил Олег Анатольевич, показывая рукой на узкий карниз, нависающий над десятиметровым обрывом.

Ефимов кивнул и передал слова инструктора дальше по цепочке. Он аккуратно прошел по карнизу, оглянулся и понаблюдал за тем, как перебирается по узкой тропе Агушев, шедший следом за ним. Убедившись в том, что проблем не предвидится, старший прапорщик поспешил догнать удаляющегося инструктора.

Около ледника, словно набрав скорость в аэродинамической трубе, пронзительно завывал ветер. Он насквозь продувал одежду, пропитавшуюся потом. Стоило только Сергею на секунду остановиться, и по его спине побежали холодные мурашки.

Чуть позже Олег Анатольевич и Ефимов замерли среди нагромождения небольших камней, выступавших из-под обволакивающего их снега, в ожидании остальных членов группы. Наконец-то все в сборе.

Плотников огляделся по сторонам и, ни к кому конкретно не обращаясь, скомандовал:

— Двадцать минут на то, чтобы переодеться и пристегнуть кошки.

— А позавтракать? — спросил ефрейтор Зудов, вынырнувший из-за его спины.

— Ладно, пусть будет полчаса, — смилостивился инструктор.

— Живем! — Зудов счастливо осклабился. — Сейчас чайку забодяжим!

— Санек, иди к нам! — окликнул его Агушев, и Зудов, довольный донельзя, направился к тройке Боровикова, располагающейся на камнях.

Ефимов увидел, что некоторые бойцы сразу потянулись к горелкам и провианту, захваченному с собой, неодобрительно покачал головой и громко рявкнул:

— Оболтусы, чего расселись?

— Да мы вот перекусить. — Руслан, не понявший причин неудовольствия старшего прапорщика, показал на продукты, выложенные из рюкзака.

— Вначале переоденьтесь! — приказным тоном посоветовал старший прапорщик и ворчливо добавил: — Вот только заболейте у меня! — После чего он влез в свой рюкзак и начал доставать оттуда сухие вещи.

Конечно, жутко холодно, ветер пробирает до костей. Но лучше разнагишиться до трусов, пять минут подрожать, снять с себя всю мокрую одежду и влезть в сухую, чем примерно через часок двинуть кони от постепенного переохлаждения.

Сергей, щелкая зубами, продолжал раздеваться. Он скинул с себя мокрую тельняшку, тут же надел тонкий джемпер, поверх натянул толстый флис, следом влез в шерстяной свитер, накинул влажную и холодную демисезонную куртку и застегнул ее на замок и пуговицы. Ефимов с минуту постоял, согреваясь, и стащил с себя брюки. Тонкое термобелье он снимать не стал, потому как ноги при восхождении почти не потели, натянул поверх него толстые флисовые штаны, а потом и еще одни, от демисезонки.