Екатерину. Мне она показалась той ещё хищницей — слопает Петра, весь старый двор, фаворитов Елизаветы и не подавится. Присмотрись к ней, быть может, тебе стоит выбрать её сторону.

Анастасия прищурилась и кивнула:

— Благодарю, это интересное замечание. Пожалуй, мне действительно стоит посмотреть на неё и Петра чуть внимательней.

Она обхватила плечи руками и зябко поёжилась.

— Что-то становится прохладно. Пора возвращаться. Проводи меня к экипажу, Костя.

Мы пошли обратно к дрожкам, на которых она приехала. Возле них бродил Киж с кислым выражением лица — мертвецу было скучно, и он нарезал круги, прицельно топча одуванчики.

— Твой друг такой странный, — шепнула мне Анастасия, — я когда его вижу, у меня мурашки по спине бегут. Будто я на похоронах заглядываю в могильную яму.

— Не бери в голову, — я постарался ответить беспечным тоном, — он очень хороший бретёр, не больше. В остальном добрый и отзывчивый человек.

Я помог ей забраться в экипаж и поцеловал на прощанье руку.

— Когда я стану фрейлиной, — шепнула мне Ягужинская, — то не забуду нашей дружбы, обещаю. Ты ещё вернёшься ко двору, мой дорогой, и мы покажем им всем, чего стоим.

Она мазнула по мне лукавым взглядом, махнула извозчику и укатила прочь.

— Опасная сударыня, — пробурчал Киж, когда мы шагали к нашему экипажу, — я бы не верил её обещаниям, Константин Платонович.

— Знаю, Дмитрий Иванович, что она себе на уме. Но сударыня Анастасия бывает крайне полезна, так что придётся обратиться к ней ещё не один раз. Не беспокойся, я держу с ней ухо востро.

Глава 14

Бецкой и Козявкин

На следующий день мы с Кижом отправились с визитом к неудавшемуся жениху Софьи. Ехать пришлось через всю Москву — Пётр Трубецкой жил в небольшом особняке на западе от Кремля. По дороге мы умудрились попасть в пробку: то ли телеги сцепились, то ли экипаж перевернулся. Подъехавшие экипажи сгрудились перед ними, возницы орали, ругались и даже дрались, а над всем этим стоял невообразимый гвалт. К счастью, наш извозчик вовремя сориентировался, развернулся и поехал в объезд.

В особняке Трубецкого нас встретил старый слуга в зелёной ливрее. Провёл в гостиную и попросил подождать, пока он доложит хозяину. Но через четверть часа к нам вышел не молодой Трубецкой, а мужчина лет пятидесяти с добродушным выражением лица, но с пронзительным взглядом.

— Добрый день, судари! Бецкой Иван Иванович к вашим услугам.

Мы представились в ответ.

— Вы друзья Петра Дмитриевича? Боюсь, он не сможет вас принять. К несчастью, ему крайне нездоровится. Нервическая лихорадка, — мужчина развёл руками, — от переживаний.

От переживаний, значит? Разнервничался в связи с отказом в руке Софьи? Или у него тоже вышел скандал с князем и тот знатно приложил его магией? А может, у молодого человека случилась дуэль? Впрочем, неважно. Я не собираюсь выяснять подноготную внезапной болезни.

— Какая жалость. А вы…

— Дядя Петра Дмитриевича.

У меня в голове щёлкнуло — ах, вот оно что! Господин Бецкой — бастард Трубецких, получивший усечённую фамилию отца. Слышал я про такую традицию, но сталкивался впервые.

— Простите, вы сказали — Урусов?

— Да, к вашим услугам.

— Вы же деланный маг, верно?

— Не думал, что настолько известен в Москве.

Бецкой доброжелательно улыбнулся.

— Я слышал о вас во Франции, Константин Платонович. Не так много русских дворян претендует на звание магистра в Сорбонне. К несчастью, не удалось познакомиться с вами, когда я жил в Париже.

Мне стоило труда сдержать скептический смешок. Полагаю, Бецкой побрезговал заезжать в тот район, в котором я обитал.

— Я стараюсь поддерживать знакомства с образованными людьми России, — продолжил Бецкой. — Нас, увы, не так много, как хотелось бы. Скажите, Константин Платонович, а вы не думали заняться просвещением?

— Простите, Иван Иванович, что вы имеете в виду?

— Великий князь и наследник престола Пётр Фёдорович заинтересовался моим проектом создания воспитательных домов. Я полагаю, что было бы пользительным делом обучить воспитанников основам деланной магии. Не только для них самих, но и для государства. И вы могли бы оказать огромную помощь в этом как учёный и образованный человек.

— Очень сомневаюсь, Иван Иванович.

— Послушайте! Вы же практически магистр! Ваш опыт и знания крайне пригодились бы для просвещения. Даже ваш пример как человека, достигшего многого своим трудом, помог бы воспитать достойных граждан. Не телесными наказаниями, но добросовестными учителями только и можно вырастить добропорядочного человека. А дав простолюдинам, лишённым природного дворянского колдовства, деланную магию, дабы каждый трудился во благо…

Диагноз Бецкому можно было поставить без колебаний — идеалист, гуманист и подвижник-просветитель. Не сомневаюсь, он и наследника раскрутит на финансирование, и воспитательные дома создаст, и институт благородных девиц организует. А сейчас он сядет на свой любимый конёк и примется убеждать меня поучаствовать в этих прожектах.

— Иван Иванович, вы не поняли. Я отказываюсь по другой причине. Во-первых, я в опале и фактически в ссылке. Мне заказан путь в Петербург, как вы понимаете. Во-вторых, Пётр Фёдорович вряд ли одобрит моё участие в ваших делах.

Бецкой удивлённо поднял брови, и мне пришлось пояснить:

— Вы ничего не слышали о войне с Пруссией?

Он несколько секунд смотрел на меня, а затем воскликнул:

— Точно! Вы же Урусов! Это вы Фридриха…

— Да, это я. И Пётр Фёдорович этого не одобрил в самых крайних выражениях. Боюсь, если вы захотите привлечь меня, то можете поставить под угрозу весь прожект.

— Ай-яй, как нехорошо вышло! Какая досада и потеря для просвещения. Но подождите, я наверняка смогу кое-что сделать. Это ведь была война, никто не застрахован, даже полководец. Я попробую повлиять и…

— Иван Иванович, не стоит. Лучше помогите мне с учебниками и наглядными пособиями.

— А вам, простите, зачем?

— Я организовал у себя в имении школу для крестьянских детей. Увы, в продаже слишком мало учебников, подходящих для начального уровня, даже букварей не хватает.

— Константин Платонович, вы меня поразили в самое сердце! Какое замечательное начинание! Конечно, я помогу. И даже не говорите мне про деньги — образование наша общая забота.

Следующие пару часов мы с ним беседовали о школе, детях и обучении деланной магии. Он обещал прислать ко мне кое-каких учителей, на стажировку, так сказать, а я объяснил основы преподавания по своей специальности. Расстались мы с ним почти друзьями. Я нашёл в его лице полезное знакомство в столице, обладающего порядочным влиянием, а он во мне — консультанта по деланной магии. В конец нашей беседы Бецкой пригласил меня, как будет возможность, посетить в Петербурге его просветительский кружок, куда входят многие образованные люди, включая наследника и его жену. Вот так вот — подкоп под Голицына смог принести и совершенно неожиданную пользу.

* * *

Пообедали мы в обычном трактире где-то на окраине. От меня не убудет поесть в