‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он наклонился ближе, глаза побежали по строчкам статьи о его отце. А я тем временем безуспешно пыталась распрямить торчавший на затылке клок волос. Получалось так себе.

За спиной Бессмертного послышалось деликатное покашливание, но Кощей не обратил на него ни малейшего внимания. Казалось, он полностью ушел в чтение. Лицо было напряженным, он хмурился, а я замерла рядом и дышала его запахом. Запахом мяты.

Наконец, он оторвал взгляд от газеты и вопросительно посмотрел на меня.

— И давно тут промышляем?

Я пожала плечами. Отвечать, да еще при насупленном старичке, мне совершенно не хотелось. Вообще сейчас бы провалилась под землю с большим удовольствием. После случившегося сегодня утром Кощей вел себя так, словно и не было ничего. Я так не могла. Лучше со сказочным Кощеем в подземелье кандалами трясти, чем с настоящим Кощеем столкнуться нос к носу в библиотеке.

— Ой, давно! Добрый вечер, Иннокентий Петрович. Здравствуйте! — К нам подошла библиотекарша. — Василиса раньше чуть не каждый вечер заходила…

— Олег Константинович, — перебил ее старичок, — я еще не все вам показал. Давайте пройдем в компьютерный зал.

— Спасибо, не стоит. Я уже все видел, мы продлеваем договор, — сообщил Бессмертный, не глядя на собеседника. Все его внимание было приковано к желтым газетам, чьи страницы он задумчиво перелистывал.

— Тогда пройдемте в мой кабинет, пожалуйста! — Засветился от радости старичок.

Но Кощей лишь нетерпеливо дернул подбородком и коротко сказал:

— Потом!

Не дожидаясь ответа, он убрал с соседнего стула мою сумку.

— Вы ведь не возражаете, Василиса? — спросил Бессмертный, даже не посмотрев на меня. А потом просто взял и придвинул к себе мою подшивку газет.

— Вообще-то возражаю! — Мне было безумно неловко и неуютно рядом с ним. — Но если вам так надо узнать, что писали ненавистные вам журналисты о вашей семье двадцать лет назад…

Я вскочила со стула, потому что просто не могла больше сидеть с ним рядом, и воскликнула:

— Я не хотела, понимаете?! Я не знала, что… такая трагедия…

— Неужели? — сухо произнес Кощей. В его взгляде не было ни грамма снисхождения. Его глаза будто острыми длинными иглами протыкали меня насквозь. Я пожалела уже, что открыла рот. — Зачем тогда спросили? Досужее любопытство?

— Да я не знала! Не знала! Вы слышите?! Это были не мои вопросы!

— Вот как? А вы обратно присаживайтесь, Василиса, присаживайтесь. Исповедоваться лучше со всеми удобствами.



— Тридцать вопросов, значит? — недоверчиво протянул Кощей после того, как я ему все объяснила и даже пересказала по памяти содержание Ириного листка.

— Ну да! Да вы знаете, сколько к вам вопросов? И далеко не все успели их задать. Слышали ведь сегодня. И если бы вы не ушли…

— Так кто вас вопросами удружил? — мягко перебил меня Кощей. Он сидел очень близко ко мне. И мятный запах его парфюма проникал под кожу, дурманил. Было в этом что-то нереальное, сказочное. Мы остались наедине, библиотекарша со старичком давно уже ретировались, оставив меня на растерзание Бессмертному.

— Да какая разница? — попыталась увильнуть я от ответа.

— Не хотите сор из избы выносить? Вас же подставили, Василиса. Тот, кто вам дал эти вопросы, прекрасно знал, какой будет моя реакция. Точнее, думал, что знал.

Я промолчала. Сдавать Ирку — это значит поступить так же подло, как и она. Если и ее внесут в черный список, мне от этого лучше все равно не будет.

— Что бы вы ни думали про нас, журналистов, мы — люди, нормальные, живые и, да, любопытные, не очень церемонимся, нам до всего есть дело. Но это наша профессия — задавать неудобные вопросы. Ну вы поняли.

Не знаю, понял ли он на самом деле, что мне очень-очень жаль. Я совсем не хотела задевать его старую рану и причинять боль.

Кощей сидел рядом, молча листал пожелтевшие страницы и возобновлять разговор не спешил. Как и не торопился уходить, хотя его телефон, лежащий рядом со мной, мигал сообщениями не переставая. Так же, как и в лифте тогда. Я так долго молчать не могла.

— Вы, наверное, пожалели, что меня позвали на пресс-конференцию? Я удивилась, мы все очень удивились. Я ведь совсем недавно начала работать…

— У вас такой юношеский максималистский задор, Василиса. Я все ждал, когда же вы меня разоблачите, даже стал читать ваши заметки. Но так и не дождался. Вот захотел узнать, не пропало ли ваше стремление… а оно не пропало, как выяснилось. Тексты, кстати, весьма сносные. Или вас редактор переписывает?

— Да никогда! — возмутилась я. — Ну почти никогда. А что вы читали? Вы же говорили…

— Мне делают мониторинг прессы, плюс я попросил отслеживать все ваши публикации… А вот этого я никогда не видел. — Он кивнул на подшивку. — Выкладывайте, что успели нарыть интересного про мою семью?

— Ну… — осторожно проговорила я. — Ничего такого.

— Неужели? — удивился Бессмертный. По глазам его вижу: не верит мне.

— Честно. — Кивнула я и быстро отвернулась к стопке газет, сделав вид, что меня очень заинтересовала большая фотография на полполосы.

Он сидел слишком близко ко мне, я чувствовала его дыхание, запах парфюма — мне кажется, я уже дышала им. А еще глаза. Никогда не видела таких черных глаз. Мне всегда казалось художественным преувеличением сравнение глаз с омутами. Просто красивое слово, не более. Но, глядя на Бессмертного сейчас, когда он так рядом, я тонула в черной бездне. Это как гипноз, помешательство какое-то. По телу пробежала дрожь.

— Вы замерзли? — Теплая рука легла на мое плечо, а его дыхание опалило мою щеку. Воздуха вдруг стало критически мало, мне было сложно сделать вдох.

— Нет, все в порядке.

Я сделала едва заметное движение в сторону, и ладонь мгновенно исчезла с плеча. И тут действительно стало холодно.

— Итак, вы здесь постоянный читатель, Василиса. — Бессмертный явно не собирался прекращать свой допрос. — Что именно вы искали обо мне?