– Макс, подожди! – требует мать. – Ты не поужинал.

– Не смей останавливать этого щенка, Мира! – гремит отец. – Выродок!

– О, Господи, Дамир, это же твой сын! А у тебя давление… Макс!

Я останавливаюсь в дверях, распознавая панические нотки в голосе матери.

– Макс, отцу плохо! – ее голос срывается на фальцете.

Оборачиваюсь.

Да черт! Родитель действительно сидит в кресле и тяжело дышит. Бледный. По шее и щекам идут красные пятна.

Характерным движением, спасающим от дурноты, он расслабляет узел галстука.

Подхожу к бару и быстро наливаю воды.

Я виноват? По факту – да. И пока я смотрю, как мать достаёт из стола и спаивает отцу таблетки, мое сердце начинает стучать с оттяжкой. Понятия не имел, что он пьёт их так много.

Черт! Подхожу к родителям ближе и протягиваю воду. Отец демонстративно меня игнорирует.

Ну нет, так нет. Психуя, выпиваю стакан сам практически залпом. Вода плюхается в пустой желудок. Офигительно поужинал!

– Тебе лучше, дорогой? – суетится мать вокруг отца. – Может быть, скорую?

– Нет, – тяжело дышит родитель. – Ты посмотри, Мира, кого мы вырастили. Ему какая-то девка важнее отца родного! Разбираться он со мной пришёл! Кто ж виноват, что ты жену приструнить не смог! Куда тебе компанию доверять!

– Это не какая-то девка! – рявкаю, сжимая кулаки, потому что меня снова срывает. – Управляй своей компанией сам. Ради Бога!

И по хорошему, сейчас мне действительно нужно уйти, громко хлопнув дверью. Но ноги приросли к полу, веля заткнуться и выполнять сыновий долг.

А вдруг отцу станет хуже?

– Мам, я на террасе посижу, – киваю ей. – Позови, если что.

– Ох, иди уже, – она отмахивается, уговаривая родителя успокоиться или вызвать скорую.

Надеваю пальто, ботинки и выхожу на улицу. Падаю в соломенное кресло и беру со столика пачку сигарет. Тяжёлые. Отца. Но своих у меня нет, чтобы не было соблазна. А подымить сейчас хочется до жути.

Подкуриваю, втягивая в лёгкие горячий воздух. Голова слегка кружится. И я ловлю в себе странное, совершенно не знакомое до сегодняшнего дня ощущение злого бессилия.

Когда ты уверен в правоте, знаешь врага, но ударить по нему не можешь. Потому что он больше тебе не ровня. Он слабее, он зависим, хоть и храбрится. А самое главное – даже если ты докажешь свою правоту, то никому легче не станет…

Понимая, что отцу именно после нашего разговора стало плохо, я агонизирую и занимаюсь самоедством, заново прокручивая в голове встречу. Каждое слово, каждое обвинение. Может быть и стоило построить диалог как-то иначе. Продумать, предугадать. Или вообще промолчать… Но нет. Промолчать – не вариант. Отец не считает себя слабым, а жалеть его – это значит унижать. Вот беречь – это несколько другое…

Я невольно вспоминаю путанные и совершенно не понятные мне рассуждения Аси о своём долге перед бабушкой. Она пыталась объяснить мне, почему не может просто собрать вещи и уехать со мной. Почему будет виновата и не сможет дальше спокойно жить, если что-то случится…

Тогда мне казалось, что она несёт форменный бред, и выбор жить или не жить, а главное – как это делать, решает в любом возрасте только сам человек… Теперь я понимаю, что все иначе. Несколько сложнее.

Кстати, самое интересное в нашей истории то, что не сошли Асин дед моего отца в армию, он не встретил бы дочь командира части номер триста тринадцать – мою маму. И не родился бы я.

Казалось бы все счастливы, все должны друг друга понять, простить и полюбить, но нет. Принципы, они хуже понтов и денег.

Дверь дома открывается, и на террасу выходит мать, кутаясь в полушубок.

– Вроде бы, угомонился, – тяжело вздыхает и опускается на соседнее кресло. – Ты же не курил, сын, – осуждающе провожает взглядом сигарету.

– Я и не курю, просто нервничаю, – выдыхаю дым, от которого дерёт в горле, и тушу сигарету. – Поеду тогда, мам. Если что – звони.

Поднимаюсь из кресла и протискиваюсь между столиком и креслом к выходу с террасы.

– Сын, – мама ловит меня, как мальчишку, за подол пальто. – А эта девушка, о которой сегодня шла речь… Ты ведь на самом деле из-за неё так торопишься с разводом?

– И из-за неё тоже, – киваю. – Потому что все эти пять лет на месте Нелли должна была быть она.

– А она? – хмурится родительница. – Согласна с твоим утверждением?

– Пока – нет, – говорю честно. – Но я над этим работаю. И буду рад, если вы не станете больше мешать.

– Сделаю все, что смогу, – жмёт плечами мама.

– Спасибо, – я целую ее в макушку и чуть приобнимаю. – Поеду.

Сажусь в машину и смотрю на часы.

Восемь вечера. Конечно, можно наплевать на все барьеры Гордеевой и явиться к ней без приглашения… Хочется…

Но я не стану.

Доезжаю до дома и делаю то, что не позволял себе все пять лет после нашего расставания с Асей: захожу на старый жесткий диск и открываю папку с фотографиями.

Студенческие воспоминания затягивают в эмоциональную воронку и закручивают, но я ищу кое-что определенное. Свой личный фетиш.

Да, вот она. Ввожу защитный код, открываю скрытую папку и пропадаю.

Волосы, губы, ноги, пальчики, грудь… Ааа… Ася, я уже почти сошёл с ума!

Мне срочно нужен холодный душ!

Макс

– А куда мы едем? – улыбается мне Ася, ерзая на соседнем сидении.

– В одно очень красивое место, – ловлю ее руку, переплетаю наши пальцы и подношу их к губам. – Мм… ты пахнешь шоколадом, – целую ладошку.

– У меня есть ещё, – Гордеева резво отстегивает ремень безопасности и тянется к заднему сиденью, вытягивая оттуда свой рюкзачок. – Вот, – достаёт плитку в цветной фольге.

– Корми меня, – велю ей.

Отламывает и маленький кусочек и протягивает.

– Держи…

– Давай, – открываю рот, намекая, куда нужно определить лакомство.

Ася скармливает мне шоколад.

Я прихватываю губами ее указательный пальчик и немного всасываю в себя.

Хочу! Всю ее хочу!

Я очень голодный, но зверски порядочный, если она скажет «нет» я не трону.

Она кусает шоколад прямо от плитки.

– Я чистая? – смеясь, облизывает губы.

Моя нервная система не выдерживает такого сладкого представления.

Сбрасываю скорость, съезжаю на обочину и притягиваю Асю к себе.

– Попалась…