Она смеется.

– Ты меня теперь съешь? – двусмысленно и с опаской заглядывает мне в глаза.

– Сразу, – выдыхаю ей в щечку своё возбуждение, – как только ты позволишь. Я люблю тебя…

Сердце колотится в горле. Так волнуюсь, как будто это не у неё будет «первый», а у меня.

Зацеловываю нежные, самые сладкие губки. Я в хлам.

Не могу даже внятно объяснить, что в этой девушке особенного, мне кажется, что все!

Все! От запаха волос на макушке, до ледяных пальчиков ног, которые она так любит греть у меня на животе, поглаживая пресс.

Со стороны дороги сигналят.

Отрываюсь от Аси со стоном сожаления и открываю окно.

– Все нормально? – кивает мне бдительный и сердобольный водитель чёрного старого внедорожника.

– Да, – киваю и, матеря его за неуместность появления последними словами, закрываю окно.

– Нас спалили… – закусывая губку, краснеет Ася. – Долго ещё ехать?

– Минут тридцать… – завожу машину и на всякий случай до места назначения больше к Гордеевой не прикасаюсь.

Я рад, что этот дом достался от родителей мамы именно мне.

Баварская кладка, баня, небольшая лесопосадка и речка буквально в пятистах метрах.

– Господи, какой здесь воздух! – Ася выходит из машины и потягивается на закатном солнышке, как кошка. – Ух ты! – оглядывается по сторонам, – Это какой-то заповедник?

– Нет, – подхожу к ней, накидывая на плечи свою спортивную кофту. – Здесь генеральские дачи.

– А, ну да, – кивает она, – дедушка генерал.

– Пойдём, – я забираю наши сумки из багажника и тяну Асю в дом.

Открываю ключом двери и оглядываюсь. Благослави, Боже, клининговые компании. Благодаря стараниям «пчелок» с тряпками дом больше не кажется «нежилым».

На окнах висят чистые занавески, на столе в столовой стоят цветы и фрукты в вазах, на диване лежат стопкой чистые покрывала и подушки. Может, действительно съехать от родителей и жить здесь? Останавливает только отсутствие центрального отопления.

– Мы будем тут ночевать? – с напускным спокойствием интересуется Гордеева.

– А ты хочешь? – подхожу к ней сзади и обнимаю, утыкаясь губами в кромку ушка.

– Да, хочу, – двусмысленно отвечает Ася.

Мое сердце чувствует это и начинает колотиться.

– Моя любимая девочка, – я скольжу губами по ее шейке к позвонкам.

Прикусываю загривок, чувствую под губами мурашки и слышу тихое Асино «ах».

В кармане ее джинс начинает вибрировать телефон.

Выкручиваясь из моих объятий, Гордеева достаёт его и отвечает на звонок, виновато поглядывая в мою сторону.

– Алло!

– Анастасия, – я слышу в динамике голос ее бабушки и подкатываю глаза. – Вы доехали до места?

– Да, бабуль, – отвечает она терпеливо. – Все хорошо. Сейчас будем ужинать.

– Веди себя порядочно, Анастасия. Доброй ночи.

– Спокойной ночи, бабуль, – отвечает Гордеева. – Не волнуйся.

Сбрасывает звонок и зажимает телефон в кулак.

– Извини, нужно было ответить.

– Что соврала? – стараясь не париться сегодня по этому поводу, подмигиваю ей.

– По официальной версии я на студенческой конференции, – Вздыхает.

– Врушка… – я подхожу к ней и наматываю на свой палец прядь ее волос, – целуй меня быстрее…

Нам хватает всего пол часа, чтобы дойди до состояния, когда кроватью является любая горизонтальная поверхность. Но… все-таки для первого раза лучше добраться оригинальной версии.

Губы саднит от поцелуев, от вина кружится голова.

Я роняю Асю на простыни и нависаю, любуясь контрастом ее темных растрепанных волос и белого постельного белья.

– Хочу тебя сфотографировать, – шепчу ей поглаживая костяшками щечку. – Хочу, чтобы ты тоже видела, какая красивая…

Беру фотоаппарат.

Впиваюсь в ее губки, отрываюсь и тут же делаю снимок.

Дальше – шея, ключицы, запястья… Стягиваю с Аси кардиган и… глубоко дышу, делая несколько снимков пышной груди в чёрном кружеве. Сжимаю ее в ладони и сокращаюсь от возбуждения.

Как тут держать себя в руках?

– Хватит… – Гордеева, краснея, закрывает объектив ладошкой. – Дальше нельзя.

– Это только для меня, – пытаюсь с ней спорить.

– Нет, пожалуйста, – она краснеет ещё гуще.

Откладываю фотоаппарат и подминаю Асю под себя.

– Разденешь меня… – скольжу губами по ее ротику и челюсти к шейке.

– Да, – выдыхает с легкой паникой.

Вещи летят на пол. Мы почему-то спешим.

Я зажигаю небольшой светильник на тумбочке.

– Хочу тебя видеть, – говорю Асе севшим голосом.

– Сделай уже это, Царицын, – нервничает она, пытаясь шутить и даже приказывать. – Иначе я сейчас окончательно испугаюсь и спрячусь под кровать.

– Обязательно, – возвращаюсь на постель, накрывая Асино тело своим. – Только немного поправим твою интонацию на умоляющую.

– Не дождёшься, – фыркает Гордеева.

Следующие несколько часов я с усердием отличника, обезумевшего от любви к предмету, доказываю ей, как сильно она не права.

Стоны, умоляющий шёпот, звуки поцелуев… Как жалко, что это нельзя тоже оставить на фото. Потому что слишком личное…

– Ты как, малыш… – я сжимаю ее объятиях, укладывая к себе на плечо.

– Мне стыдно, Царицын, – стонет Ася. – Ты меня окончательно развратил.

– Хочешь ещё? – сжимаю ее попочку в руках.

– Нет, – прячет она лицо у меня на груди. – Ещё больно.

– Я люблю тебя, – тихонько говорю ей в ушко. – У меня никогда не было женщины лучше тебя.

– Врун… – мурлычет она.

Ася

– Все молодцы, – я ставлю подпись в зачетной ведомости и отдаю стопку зачёток старосте. – Ни одного неуда – это достижение. Увидимся с вами…

Телефон на столе вздрагивает принятым сообщением. Я машинально открываю его и просто вылетаю из реальности, задыхаясь в эмоциях.

Царицын:

«Ты просто нереально красивая. Хочу тебя снова… фотографировать…»

И фото. Много. Те самые, из прошлого. Когда я считала, что любовь – это навсегда и у меня будет один единственный мужчина. Макс.

Я действительно на этих фотографиях какая-то очень счастливая. Может быть, зацелованная или просто моложе себя сегодняшний на пять лет…