смерти, орудие убийства, кто, когда, почему, за что…

— Не смогу объяснить. Рада бы — да не умею.

— Ты не объясняй. Просто скажи, как было.

— А нечего говорить. Велела мне азовка приглядеть за… Неважно, за кем. Я следила-следила, да вдруг раз — и померла. Я к азовке бегом, а её нету и шибайка её исчезла, как не было. Вот тут я и поняла — кончилось всё. И не жила, службу служила, и померла — покою нет.

— Грустная история.

— Не грустней твоей, Аспид.

— Не будем бедами мериться, Фигля. Что же мне делать с тобой?

— Ничего не делай. Просто приходи иногда надо мной посидеть. Доброе слово и покойнице приятно.

Она опять улеглась на спину и сложила руки на груди.

— Что-то происходит, Фигля, — сказал я, вставая. — Говно какое-то.

— Нет, Аспид, — ответила она равнодушно. — Всё давно произошло. Но ты приходи, пока есть к кому.

Я поцеловал мертвую девушку — как положено, в лобик, — и вышел.

***

Остался последний визит на сегодня. Всегда откладываю, потом нервы ни к черту.

— Привет, Борис.

— Нахер пошел, тварь!

— Как всегда любезен, значит, всё в порядке.

— Мерзость! Ненавижу!

— Я тоже рад тебя видеть.

Лицо мальчика превращается в маску смерти, наноскины заливают худой торс анимированными сценами зверских убийств и кровавых расчленений меня. Удивительная точность управления. Это, говорят, большое искусство — не просто последовательность готовых картинок воспроизвести, а создать на лету сюжетную анимацию. Талантливый ребёнок.

— Проваливай!

— Чуть позже.

Ему лет двенадцать-тринадцать. Кроме Фигли, которая сама по себе тот ещё персонаж, про ушибков ничего точно сказать нельзя. Опознать их не удалось, что в мире пришедшего Кобольда казалось невероятным. Однако факт: всё, что мы про них знаем — только с их слов. Тех, кто может и хочет говорить. Их биометрия отсутствует в базах, чего категорически быть не может. Но я, как Белая Королева, «успеваю поверить в десяток невозможностей до завтрака».

— Я бы убил вас всех, но вы и так давно сдохли.

Борис — антифигля. Он считает, что один живой среди ходячих покойников. И его это бесит. Впрочем, меня бы тоже раздражало, наверное.

— А чем мы тебе так мешаем?

— Вас не должно быть. Вам нет места. Вы должны исчезнуть.

— А тебе одному скучно не будет?

— Я не один. Нас много. Но пока вы не исчезнете, мы не можем жить.

— А что вы будете делать, если мы исчезнем?

— Унаследуем землю.

— Для чего?

— Для настоящей жизни!

— И какая она, настоящая?

— Тебе, дохлая тварь, не понять!

Вот и поговорили. Да, это, конечно история для психиатра, и он тоже к нему ходит. Но доктору Микульчику и взрослых ушибков хватает.

— Жалобы, предложения, пожелания будут? «Чтоб вы сдохли!» не считается.

— Не приходи ко мне больше!

— Увы, не могу. Работа такая. Мне это тоже не доставляет удовольствия, поверь.

— Не доставляет?

— Вообще ни разу.

— Тогда приходи. Помучайся.

— Добрый ты, Борь.

— Не тебе судить, тварь!

Да, такие могут унаследовать землю. Но лучше не надо.

— Всё, пап? Идём?

— Да, Мих, пора. Дима, ты как?

Дима меня игнорирует.

— Мы поиграли, пап. Он нормально. Ну, почти…

Подросток выглядит заметно лучше. Миха и правда ему помогает, как-то по-своему.

— Пока, Дима, до завтра.

— Дсвдн.

О, ну хоть что-то.

Я честно собирался посвятить пару часов сыну. Я слишком редко остаюсь с ним вдвоём, без того, чтобы кто-то не прибежал со своими проблемами. Боюсь, он чувствует себя не главной фигурой в моей жизни. Я хреновый отец.

Но в гостиной меня ждала Лайса.

— Беги к себе, — со вздохом отправил я Миху, — обстоятельства против нас.

— Всё будет хорошо, пап?

Я посмотрел на сурово насупленные бровки майора Волот и засомневался. Выражение её симпатичного личика не обещало хороших исходов.

— Надеюсь.

Он очень по-взрослому вздохнул и ушёл к себе. Чёрт, как неудачно всё складывается сегодня.

— Пойдём в кабинет, гражданка начальница?

— Не ёрничай, дело серьёзное.

— Итак, две новости. Обе так себе, — заявила Лайса, завалившись в кресло и выставив на обозрение ноги.

— Давай тогда самую паршивую.

— Девочка, которая к тебе приходила, Алёна.

— Да?

— Мы её не нашли.

— Серьёзно? Так бывает? Мы же в кобальте!

— Наши спецы говорят, что не бывает.

Ах, ну да. Ещё одна невозможность-до-завтрака. Хотя время уже обеденное.

Всё вокруг — кобальт. Все сети, все поверхности, все системы. Как и предсказывал в своё время Петрович, «Кобальт системс» (они же «кобальт», они же «кобольд») поглотила всё. Пришло «время кобольда», когда все коммуникации, транзакции и взаимодействия идут с участием сети. А сеть — это «кобальт». Не могу сказать, что это плохо. И комфорт жизни заметно вырос, и нас не поработили роботы. Сервисы развились до степеней неимоверных, социально-государственный прессинг упал до минимума, протестуют против абсолютной сетецентричности нынешней жизни только упоротые криптоманьяки в шапочках из фольги. Но они всегда против чего-нибудь