– И ты чувствуешь разницу.

– Завязывать-то зачем?

– Потому что внешность отвлекает, друг! С завязанными ты сразу чувствуешь – «работает» тело, химия или как там ее назвать, или не работает. С открытыми ты отвлекаешься на другое – начинаешь рассматривать сиськи, живот, ноги, лицо… А тут сразу понимаешь, торкнуло или нет.

– А, если «торкнет», а там окажется некрасивая?

– Ну, так никто ж не вынуждает продолжать знакомство. Тебе просто предлагают варианты.

– И ты находил кого-то особенного?

– О, да! – водила расплылся в широкой улыбке. – Так я нашел свою Клару – по поцелую.

– В слепой зоне?

– Там. Она, кстати, работает здесь уборщицей. Я, знаешь, таксую, а она полы моет. Нам даже выделили небольшое бунгало для жизни – тесновато, но уютно. На Восточной.

– И вы счастливы…?

«Здесь», – хотел добавить Логан, но не добавил. Он изначально не мог понять, как можно быть счастливым здесь? Когда ты один (при условии, что ты разнузданный нимфоман) – еще куда ни шло. Но вдвоем? Как можно быть спокойным, расслабленным и уверенным в чем-то, когда за одни только сутки задницей твоей ненаглядной Клары любуется добрая тысяча мужиков?

– И ты не ревнуешь?

Странно, что он спросил, – он выдал этот вопрос быстрее, чем успел подумать. И, конечно же, водила тут же принял мудрый вид и переключился на снисходительный тон:

– Это же вопрос доверия, мил человек. Если доверяешь своей женщине, разве будешь ее проверять? Она тебя либо любит, либо нет, и ты это чувствуешь.

– А как же инстинкты? Не боишься, что у нее сработают рефлексы? Что кто-нибудь случайно лучше тебя подойдет ей по «химии»?

– Боюсь?

Водила прищурился, и даже желтый автомобиль временно замедлился:

– Нет, не боюсь. И, знаешь, почему? Потому что это вопрос выбора в твоей голове – того, что ты выберешь думать и чувствовать. Да, она здесь работает – зарабатывает деньги. Это плохо? Нет. Да, она ходит голая, – это плохо? Это никак, потому что у нее нет выбора, – это «Иск», и это местный дресс-код. Да, на ее задницу смотрят другие мужики, а некоторые даже, наверное, мысленно трахают ее или вставляют ей в рот – изменяет ли мне при этом Клара? Нет, она мне не изменяет. Потому что САМА она при этом того же самого не хочет. Понимаешь? Это моя точка зрения.

«Не хочет. Или хочет. Но трахается после работы ввиду моральных устоев и обязательств уже с тобой».

Эвертон молчал.

В эту минуту он понимал, что водитель либо самый настоящий доверчивый идиот, либо непостижимо мудрый человек, но сам Логан бы так не смог – заверещал бы сиреной инстинкт собственника. Уж если где и искать свою женщину, то точно не в «Иксе». И никогда, ни за что он не согласился бы с ней приезжать сюда. Не говоря о том, чтобы жить здесь.

– То есть вопрос доверия… – повторил он негромко больше для себя, нежели для кудрявого мужика, но тот услышал.

– Все просто: ты бы хотел, чтобы она тебя проверяла? Конечно, нет. Ты бы хотел, чтобы она просто «знала», что ты ее любишь. Так в чем разница?

Мудрый или нет, а выходя из такси Логан тщательно прятал от водителя тень презрения в собственном взгляде.

– Я перевел пятнадцать долларов. Сдачи не надо.

* * *

Дизайнеры и архитекторы зоны «Люкс» постарались создать максимальный комфорт в отдельно взятом «квадрате», но получилось кичливо: ковры вместо асфальта, диваны прямо на улицах, обилие горшков с зеленью вместо привычных клумб.

Проходя по аллее Делатон, Логан чувствовал себя так, будто находится в неком гигантском жилище без крыши, уставленном богатым, но не имеющим ни вкуса, ни чувства меры человеком. Позолоченные арки, «уютные» беседки с кожаными пуфами, ручейки с ведущими вниз мраморными ступенями.

И взгляды. Они раздражали сильнее всего – горделивые, оценивающие, свысока, как будто люди, пришедшие сюда, одним лишь своим видом надменно заявляли: «Я красив, а ты?», «Я многого достиг в этой жизни, а ты?»

А ты, а ты…

Эвертон раздражался все сильнее.

Женщины (даже старухи) кивали ему благосклонно – мол, можешь подойти, «прошел тест», – а холеные мужчины рассматривали с циничным презрением – мол, хорошо, пусть ты и красив, а я все равно лучше. Сильнее, умнее, выше…

Чем они мерялись? Невидимыми пиписьками? И для чего собирались в одном месте, для того, чтобы спесивый кобель мог отыскать для себя такую же спесивую самку? И трах у них тоже выходил спесиво-снисходительным?

Баров вдоль широкого проспекта отыскалось предостаточно. Логан, не читая вывесок, свернул в первый попавшийся.

* * *

Все бордово-коричневое, со вставками оранжевого и красного. Стиль вздутых диванов вперемешку с хайтеком и лакированным деревом. Отвратительно. Но он здесь не затем, чтобы оценивать интерьер.

Пиво стоило, как самолет.

Стоило расположиться на высоком стуле у стойки, как взгляды присутствующих, словно паучьи нити, потянулись в сторону новенького – «давайте, рассматривайте».

Подошли без промедления. Сразу двое, точнее две – блондинистые подружки, обе с точеными фигурками, правильными «журнальными» чертами лиц, блестящими локонами уложенных причесок, растрепывать которые почему-то не хотелось.

«По полдня проводят в салоне красоты».

– А ты красивый, – промурчала первая грудным голосом, проводя пальцем с длинным розовым ногтем по его груди. – Позанимаемся приятным?

– Обе сразу? – поинтересовался Эвертон сухо.

– А ты не справишься?

Прозвучавшая в голосе первой скрытая издевка встретилась лишь с равнодушным взглядом, но не ответом.

Выпороть бы дуру. Но он не наслаждался поркой.

– Не обращай внимания на Ивон, – тут же примирительно призвала вторая – чуть ниже, но с более полными грудями. – Она просто очарована тобой с первого взгляда. А, когда она очарована, она порет ерунду. Ну что, пойдем наверх? Ты такой красавчик…

Он пошел. Потому что: а) они подошли ему визуально – обе стройные и приятные взгляду, б) обе уже возбужденные и доступные – с такими не нужно тратить время на беседы, в) потому что у него самого не было лишнего времени – вернуться к работе Эвертону хотелось как можно скорее.

Комнат наверху оказалось, как в отеле, – пруд пруди. Все маленькие, тесные, но с большими кроватями. Выбрали первую попавшуюся, и едва вошли, как блондинки слаженно принялись за дело – одна притянула его за шею для поцелуя, вторая опустилась на колени…

Он чувствовал.

Но не то.

Обведенные карандашом губы на вид казались пухлыми, в поцелуе же ощущались тонкими и «невкусными». Слишком терпко и сладко пахли духи, слишком громко бряцали тяжелые серьги, слишком плотными под пальцами оказались титьки – ненатуральными.