Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Логан не целовался, Логан терпел. Нет, он действительно желал расслабиться и сбросить пар, отдаться на волю чувств, поиграть с двумя согласными на все кошками, но губы «нижней» продолжали обсасывать не «оружие», а довольно вялый член.
Эвертон зверел.
Он притянул к себе девку напротив, чувствительно и довольно жестко сжал ее за шею, и та не то всхлипнула, не то простонала. Совсем немелодично; насасывала в это время внизу вторая. Чмокала.
Его обуревали чувства – не те…
Апатичный член мог бы подняться по его приказу – Логан владел и этой техникой, – мог бы отработать свое, отстоять, оттрахать и даже кончить, – но в какой-то момент Эвертон вдруг понял, что не желает всего этого. Цирка, балагана, пошлого борделя и незнакомых девиц, согласных сосать увядший пенис.
И нет, он совсем не импотент и не слабак – он просто разборчивый. И еще не враг себе.
– Простите, девочки, но сегодня я не в настроении.
Первая отпустила его довольно охотно, а вот вторая все еще держалась за него, стараясь доказать самой себе, что она – волшебница.
– Хороший мой, просто расслабься, все получится, вот увидишь.
Он оставил их стоять посреди комнаты, не попрощавшись.
Домой в такси ехал веселый, молчаливый и злой. Он вдруг совершенно ясно понял одну простую истину: огонь страсти должна гасить та, что его разожгла. Но уже не сегодня – сегодня он устал от «впечатлений». Завтра. С утра он, как водится, поработает, чтобы день не впустую, а после работы отыщет и пригласит симпатичную Инигу прогуляться для «поцелуя». Действительно, зачем размениваться на шлюх?
Сегодня же его устроит контрастный душ, просмотр телевизора и холодное пиво.
* * *
(James Gillespie – What You Do)
День прошел, как обычно. Какой-то более пустой день, неяркий.
Вился дым от сигареты, уплывал в открытый сад. Я сидела не в комнате – внизу, в уставленном горшками с растениями алькове – не хотела мешать Радке смотреть по телеку любимый сериал. К тому же теперь я уходила спать позже – почему-то долго крутилась в постели, вставала, выходила на балкон, курила снова. Смотрела на небо.
Сегодня я весь день искала «его». Душой, глазами. И боялась отыскать.
Она была права – Радка: мой незнакомец нашелся здесь, в Городе «Икс», куда приехал развлечься. Что ж, оно и понятно – молодой, красивый, – но почему-то было тошно. Наверное, если бы я застала его, сжимающего в своих объятьях другую женщину, покинула бы свою зону, несмотря на штраф. Может, подменилась бы, но точно напилась бы. Просто, потому что – жизнь.
Он где-то здесь. Общается, улыбается кому-то, возможно, трогает…
Что-то изменилось после нашей встречи: к человеку с синими глазами меня тянуло магнитом и от него же отталкивало, будто отводила судьба. Будто берегла мое сердце.
Я и сама его теперь берегла, ибо на проверку оно оказалось слишком чувствительным, открытым и доверчивым.
«На, бери»… А навстречу не тянутся руки.
Просишь у человека шарик кислорода – теплый взгляд, мягкую улыбку, короткую фразу «еще встретимся», а он в ответ – «не нужно имен».
И нечем дышать. И воздух невкусный.
Пройдет.
– А-а-а, ты здесь…
Радка вынырнула из-за цветов и уселась рядом со мной на лавочку. Вытащила из моей пачки сигарету, прикурила моей же зажигалкой.
– Не хандри, слышь? Завтра после работы не будем сидеть дома, пойдем развлекаться. Красить чьи-нибудь члены кисточками, заниматься боди-артом, жрать с мужиков. Или просто выпьем. Кино. Хочешь в кино? В бильярд?
– Хочу, – хрипло ответила я. Сидеть вечерами в комнате вдруг перехотелось – душили грусть и философские мысли. А еще желание встретиться с тем, кто не искал встречи со мной.
И некого винить.
– Он, поди, еще и не курит, – желчно предположила Радка.
– И не пьет.
– И вообще здесь исключительно по работе, не связанной с сексом.
– Да, а дома спит в пижаме…
– А собственный член берет вилкой…
– Почему вилкой? – мне вдруг стало смешно.
– Ну, чтобы руки не запачкать.
Мы расхохотались. И наш смех хотя бы на минуту оттолкнул от меня нежеланные объятья тоски.
«Подруга всегда сделает для тебя «как можно лучше». Даже если за это «лучше», ты готова ее придушить…»
– Ну, какой мужчина! Сразу видно, благородных кровей – чинный, статный, сдержанный. Настоящий аристократ!
Радка, складывая свой язык, как пожарный шланг кольцами на плечо, смотрела на высокого и холеного, будучи даже голым, человека. Человека, как мне казалось, довольно напыщенного и высокомерного. Ореховые глаза, тщательно уложенная стрижка – сверху подлиннее, сзади покороче, – выступающий вперед подбородок. На запястье объекта ее обожания сверкали дорогущие золотые часы.
– Нежка, ну интеллигент же!
Я лишь невнятно промычала в ответ. Ее всегда на таких тянуло – на «аристократов». Еще с тех пор, как в далеком и неведомом мне прошлом, Радке ввиду ее «низкого» происхождения дал от ворот поворот некий «принц».
– Слушай, да он же дрищ…
– Ты чего! – зашипела Радка кошкой, которой наступили на хвост. – Просто он не перекачан, как некоторые.
Угу, совсем не перекачан – ровный, без выступающих мышц на плечах, без кубиков на прессе – наверное, такому «не пристало» тягать штангу в спортзале – такому подавай клюшку для гольфа. Да полегче…
Она бредила холеными мужиками. Когда-то давно решила для себя, что однажды получит еще два или три образования, обучится манерам, примет вид «свысока» и обязательно срубит для себя вот такого богатого, образованного и внутренне утонченного «идиота». Ввиду сего желания Радослава трижды записывалась в институт и трижды же из него благополучно вылетала «за неусидчивость».
– Слушай, вот бы мы с ним на шоппинг, а потом на яхте… Он бы мне предлагал мангустов в мисочке под соусом «Раттатонкски».
– Лангустов. И не в мисочке, а в фужере.
– Без разницы…
Мне было смешно. Вокруг нас в самом разгаре бушевал чужой день рождения, а Радка, забыв об обязанностях, облизывала глазами человека ей совершенно по мировоззрению неравного. И в моем понимании Радка была куда «выше» этого выскочки с золотыми часами на запястье, ибо она была гораздо душевнее, но совершенно этого не осознавала.
– Мы бы с ним в театр, в галереи, он бы на ночь читал мне стихи…
– Угу, а потом бы выключал лампу со своей стороны кровати и переворачивался на другой бок ровно под девяносто градусов со словами «я спать, дорогая».