Если вы замыкаете свою душу в отдельном отсеке, то не чувствуете боли. Вы не слышите криков ярости, стонов умирающих, не обоняете запаха крови, не считаете мертвых. Вы направляете свой разум прямо к цели, а все остальное попадает в строго отведенное для этого пространство и не и силах дотянуться до вас.

Он разбирался в компьютерах, действовал уверенно и быстро, но знал, что времени у него немного. К тому же не было известно, не ведется ли за электронной сетью контроль в реальном времени и не наблюдали ли за ними с помощью видеокамер. Могло быть и так, и эдак — кто-то мог сидеть сейчас в секретной комнате, глядя, что он творит с компьютером, имея на руках данные о неумелых поисках Хлои.

Или они просматривают историю время от времени, и в таком случае он обезопасит себя, стерев следы ее действий.

В любом случае он это сделает — если Хаким с остальными и обнаружат какую-нибудь запись, они все равно не будут знать, кто эти данные стер. Эту малость он может сделать для нее — но не больше, чтобы не подвести себя самого. Кроме того, гражданские жертвы бывают на любой войне. Она просто оказалась в ненужное время в ненужном месте.

Он был готов нажать клавишу Delete, когда услышал шорох за спиной. Ему незачем было оборачиваться — он обладал почти сверхъестественным чутьем, позволяющим распознать, кто к нему приближался, и его бесстрастное хладнокровие остановило его руку. Это был Хаким, и вряд ли его появление случайно.

Рука Бастьена лежала на компьютерной мыши. Один клик — и все исчезнет. Один клик — и она получит шанс уцелеть в бою.

— Так что вы выяснили насчет малышки Андервуд, Бастьен? — осведомился Хаким, закуривая одну из своих толстых гаванских сигар.

Пальцы Бастьена остановились на полпути.

— Она чиста. Никто ее не посылал, у нее нет задания. Она именно та, кем себя называет.

— Какое несчастье. Для нее, разумеется. Вы можете сказать, что именно она подозревает?

Бастьен уставился на свою руку. Он снял ее с мыши и слегка повернул монитор, чтобы Хаким мог увидеть. И спокойным мертвым голосом сказал:

— Все.

Хаким слегка наклонился, вглядываясь в экран, затем кивнул:

— Паршиво. Опять-таки для нее. Но по-моему, этого следовало ожидать. Я позабочусь о ней, я хорошо это умею. Должен передать вам, что барон весьма недоволен тем, что вы с девушкой находились за пределами обзора камер. Я достаточно вас знаю, чтобы утверждать, что это не случайность. Непорядочно с вашей стороны, Туссен. Эти маленькие радости барона никому не приносят вреда.

— У меня не было настроения устраивать шоу для старика.

— Раньше вы их устраивали — с его женой. Не пытайтесь отпираться или заявлять, что не знали, где расположены камеры. Вы всегда знаете, где камеры. Так в чем же отличие сегодняшнего вечера?

Вопрос был задан небрежно, чуть ли не мимоходом, но Бастьена это не обмануло.

— Трахать его жену — это другое дело. Если он хочет смотреть и она хочет, чтобы он смотрел, то кто я такой, чтобы спорить?

— Тогда почему же вы не хотели, чтобы он видел, как вы проделываете то же самое с мисс Хлоей? Вы ее защищаете? В глыбе льда, заменяющей вам сердце, вдруг протаяло мягкое местечко? — бархатным голосом спросил Хаким.

Бастьен повернулся и посмотрел на него твердым и невозмутимым взглядом, и Хаким пожал плечами:

— Да, глупый вопрос. Простите меня, Туссен. Уж я-то должен был знать, что нежными чувствами вы не укомплектованы. Хотите посмотреть, как я буду ее убивать?

Бастьен наконец нажал Delete, и все следы Хлоиных манипуляций исчезли.

— Не особенно. Вы уверены, что это лучший выход? Когда бесследно пропадает американка, возникает множество чрезвычайно неудобных вопросов.

— По-другому не получится. К сожалению, мисс Андервуд отрастила себе слишком длинный нос. Любопытство кошку сгубило, как говорят у нее на родине. И она вовсе не пропадет бесследно. Мои люди что-нибудь устроят — автомобильную аварию, какой-нибудь трагический инцидент в этом роде.

— Это вас не стеснит? Ведь вы, насколько мне известно, увлекаетесь огнем и железом, а они оставляют отметины. Не такие, какие легко списать на простую автомобильную аварию.

— Как мило, что вы беспокоитесь обо мне, месье. Но у меня все под контролем. Если я случайно перестараюсь с ней, мы всегда можем поджечь автомобиль, чтобы обгоревшее тело можно было опознать, но больше ничего нельзя было выяснить.

— Очень практично, — заметил Бастьен.

— Так вы уверены, что не хотите ко мне присоединиться? Я всегда готов уступить кусочек.

— Я уже получил от мисс Андервуд все, что хотел, — не проявляя никаких эмоций, ответил Бастьен Туссен. — Остаток принадлежит вам.

Он нашел остальную компанию в гостиной за кофе с ликерами и принялся лениво флиртовать с Моникой. Барон раз или два неодобрительно покосился на него, но больше как будто никто не заметил его длительного отсутствия. Никто также не замечал отсутствия Хакима, подумал Бастьен, прикуривая сигарету для Моники. Впрочем, как верно говорит Хаким, любопытство кошку сгубило. Все члены их маленького элитного торгового клуба были экспертами в области самосохранения и знали только то, что должны были знать. Они знали, что могут рассчитывать на Хакима в деликатных вопросах и что он всегда осмотрителен. Это все, что имело значение.

Бастьен взглянул на часы. Он оставил Хакима около часа назад — может быть, Хлоя уже мертва? Он надеялся, что так оно и есть. Хаким был изобретательным садистом и мог растянуть это на многие часы, даже дни, если ему того хотелось. Бастьен не мог себе позволить роскошь милосердия, но подозревал, что Хакиму это чувство вовсе не было неведомо.

Моника собиралась прийти ночью к нему в комнату — она дала это понять более чем ясно, игнорируя его прошлый отказ. На этом настаивал барон, которого лишили его маленького развлечения. Бастьен вполне мог оказать ей эту услугу, восполнив техникой угасший интерес. Если бы он был Хакимом, его бы возбуждала мысль о страданиях Хлои. Но он не был Хакимом, и все, на что он мог надеяться, — на ее быструю смерть.

Он засиделся в гостиной допоздна, все оттягивая и оттягивая момент, когда нужно было подниматься наверх. Он хотел только, чтобы это закончилось, — он не мог ничего предпринять ради ее спасения, не выдав тем самым себя самого. В конце концов, что значит одна невинная жизнь в сравнении с тысячами, сотнями тысяч, которых можно спасти, если прихлопнуть эту шайку торговцев смертью? В жизни то и дело приходится делать страшный выбор, и он давно уже отвык горевать на этот счет.

Плохо было то, что его комната находилась по соседству с той, где помещалась Хлоя, и они двое были единственными обитателями этого крыла замка. Когда он возвращался к себе, горничные убирали ее комнату, и он заглянул туда с выражением вялого любопытства. Никаких признаков насилия — должно быть, Хаким держал ее где-то в другом месте.