…На всякий случай Назар сперва заглянул в собственную келью. Но наставника не обнаружил. Видать, ходит где-то по своим важным делам. Вот и ладно, а то, неровен час, опять отругает, скажет: «Не дело это, отрок неразумный, мы и без того все — братья во Христе, а то, что ты задумал? очень уж твоё братание на языческий обряд похоже». Чуть не наяву усслышав знакомый укоризненный бас, он поёжился. А ну как, в самом деле, сотворит он сейчас что-то запретное? Но что плохого может быть в благих намерениях?

Однако вершить обряд они всё же направились к Пьеру.

— Кровь смешать нужно, — сказал Назар. И пояснил: — У нас в монастырской школе отроки постарше рассказывали, что так испокон веков друзья-побратимы делали, когда в дорогу или в битву отправлялись. Чужая кровь в тебе — она завсегда подскажет, ежели с другом что не так. Только не бойся, там совсем немного нужно. Всего-то нам ладони разрезать — и сцепить, и подержать, чтобы кровь смешалась.

— А-а, — с облегчением выдохнул Пьер.

Он, очевидно, побаивался, что Назар начнёт творить сейчас что-то запретное и опасное; а если просто порезаться — это не так уж страшно. Можно ведь несильно чиркануть, главное — чтобы этой самой крови хватило…

— А у меня и ножа-то нет! — спохватился. — А руку… можно левую? Долго потом заживать будет, а вдруг драться придётся!

— Не бойсь, — отозвался его будущий побратим, выуживая из-за пазухи продолговатый свёрток синего бархата, затейливо перевитый шнуром. — Хозяйкин ножичек — он особый, он только для нежити опасный, а на человеке раны от него заживляются вмиг, вот уви… Ты что?

— Что это? — выдохнул Пьер. — Откуда ты взял?

Заворожённо протянул руку. Коснулся подрагивающими пальцами золотых ножен, прошёлся по выпуклым изумрудам, по россыпи алмазов на рукоятке, сверкнувших вдруг нестерпимым светом… Назар запоздало понял, что до этого мига его друг вряд ли видел вблизи оружие, как таковое, да ещё и в золоте и драгоценных камнях.

— Ты это точно не украл? Тебе не влетит? — торопливо уточнил Пьер. — А то неси назад, пока не хватились! Моя-то хозяйка за пропавший гребешок с камушком полдома велела перепороть, а тут…

Ох ты ж… Назар даже сглотнул. Ну и порядки тут в богатых домах!

— Да что ты, Ирис-ханум мне сама его дала. Для брата Тука. Но его, сам видишь, нет, а нож сейчас просить — разве что в трапезной, а там начнут спрашивать, для чего и зачем… Брось, брат. Сейчас всё потихоньку сами сделаем — да завернём его и отдадим, будто и не трогали. А крови на нём не остаётся, я видел. Он зачарован.

— А-а…

Преодолев соблазн зажмуриться от страха, Назар резанул позолоченным лезвием по чуть сомкнутой ладони. Перевёл дыхание. Обожгло, но терпимо.

Протянул кинжал товарищу, рукояткой вперёд.

— Если быстро — не больно, ничего и не почувствуешь. Давай!

А у самого отчего-то зашумело в ушах. Хоть и крови-то выступило не так уж и много…

Они скрепили руки в цепком пожатии — да ещё сдавили сильнее, энергичнее, надо ведь, чтобы кровь смешалась! Отчего-то перед глазами у Назара всё поплыло, а совсем рядом он увидел бледное лицо друга, теперь уже кровного побратима…

Впрочем, сделано ещё не всё.

— Клянусь, — шепнул немеющими губами. — Быть рядом и в беде и бою, прийти на помощь и жизни не пожалеть побратима ради. А ты?

— Кля… нусь… — прошептал Пьер, которому, видать, тоже было худо. И, вскрикнув, зажмурился, будто ослеплённый.

Его голос потонул в целой какофонии звуков, обрушившихся на Назара.

***

Уже разошлись по домам усталые хлопотуньи-служанки, довольные и щедрой наградой, и угощением; уже Али проверил на прочность магический барьер, невидимый глазу, плотным кольцом опоясывающий дом и сад; и в ясном небе всплыл месяц, жёлтый, как обрезок сыра, а цикады завели нестройную многоголосую песню, обещая грядущий тёплый день; и взбивались подушки и перины, обещая сладостные сны и негу на новом месте, и углы спальни окуривались жасмином и амброй, дабы навеять любимый хозяйкин аромат… когда деликатно, но настойчиво застучало под чьей-то рукой одно из медных, начищенных до блеска колец на входных дверях.

Ночные гости?

Ирис несказанно удивилась.

Но, поскольку, за собственной защитой, которую она чувствовала и могла усилить в любую минуту, можно было не страшиться нападений, то попросила Али глянуть, кто это там пришёл в неурочное время. Даже ей, не слишком сведущей в столичных обычаях, показалось, что слишком уж поздний час для визитов. Но вот нубиец вернулся — и почтительно доложил, что прибыла её подруга, маркиза де Клематис, и не одна, а в сопровождении герцога Эстрейского-старшего. Впрочем, господин Арман, убедившись, что его спутницу встретили, как полагается, сослался на назначенную ему важную встречу и откланялся, пообещав навестить хозяйку на следующий день.

— Аннет! — радостно вскрикнула Ирис, обнимая подругу. Но тотчас отстранилась в недоумении. Несмотря на тёплую июньскую ночь, молодая женщина куталась в меховую накидку. И не оттого, что её знобило, нет! Пушистый холодный мех сверкал капельками подтаявшего инея. Да и руки подруги оказались ледяными.

— Перчатки забыла, — виновато пробормотала Аннет. — Кто ж знал… Арман предупредил, что в полёте будет холодно, а я вот… не сообразила.

Ирис округлила глаза.

Не очень-то она верила слухам о второй ипостаси Старого Герцога, но… волей-неволей пришлось поверить.

— Вы прилетели вместе? — восторженно уточнила. — О-о! Расскажи! Нет, постой… Мэгги, готовь немедленно горячий чай, нашей гостье надо согреться! Сейчас, Аннет, мы разожжём камин…

Домашнее волшебство, установленное ею заранее, повинуясь щелчку пальцев, объяло пламенем заготовленные в каминном проёме дрова.

— Садись же ближе, — Ирис подтянула кресло к разгорающемуся огню. — Я так тебе рада! Но почему ты здесь? Случилось что-нибудь?

Аннет с наслаждением плюхнулась в кресло, обложенное подушками, усмехнулась краешком рта. Протянула озябшие руки к огню.

— Надоело сидеть в клетке. Решила: хватит. Пора ехать домой и приниматься за дела, там без меня Хью и Джон с ног сбились. Да вот напоследок загорелось тебя навестить, посмотреть, как ты тут устроилась, да рассказать кое-что — так, о нашем, о женском…

Она помолчала. Дождалась, когда Мэгги наскоро накроет на стол — благо, чайник с кипятком у хлопотливой ирландки, пристрастившейся к травяным чаям, был всегда наготове. Сомкнула ладони вокруг горячей пиалы, помедлила. Обвела взглядом уютную гостиную.

К бледным щекам её постепенно возвращался румянец.

— Хорошо у тебя, мило… Настоящий дом. Ты и впрямь волшебница: только заселилась — а уже всё обжитое, будто с младенчества… У меня долго такого не было. Постоялый двор так и не стал мне домом — трактир он и есть трактир, одно слово — проходной двор. А Шато-Клер пришлось долго приводить в порядок, по комнатушкам, по кусочкам, но уж в него я вложила не только деньги… Хорошо у тебя.