Сутки назад он сидел не с мамой. После того как его уговорили не топиться, Роман отправился домой. Он шел и думал, что эта коварная Лариска все-таки осталась с иностранцем. Променяла его! На какого-то там принца. Вот они, современные женщины. Вот они, современные нравы! Мама его предупреждала, чтобы он не доверял женщинам. Но Лариса была его мечтой со школьной скамьи, на которой он циркулем вырезал надпись: «Люблю и помню». Теперь от нее отдавало чем-то замшелым. Не от коварной Лариски, та благоухала дорогими ароматами во все стороны, а от той фразы, которую он пытался ей сказать всю свою сознательную жизнь. А потом, когда наконец-то решился и сказал, она оказалась замужем неизвестно за кем! У приличных людей такого никогда бы не случилось. Вот у него такое безобразие – а другим словом Ларискин брак просто не назовешь – не случилось бы! Вся такая порывистая и легкая – она как сквозняк в туалете: подует, и хоть на край света беги. Один ветер у нее в голове. Но нет, ветреной ее не назовешь. Вон как ухватилась за состоятельного иноземца! Не оторвешь. У нее и муж есть, и жених, кстати, вполне приличный молодой человек, так ей все мало.

С такими думами приличный молодой человек резко развернулся и направился прочь от дома. Вдали голубыми огнями мелькала вывеска развеселого бара со странным названием «Гей-Хлопцы». Причем если раньше восклицательный знак между двумя словами стоял строго вертикально, то со временем и благодаря погодным катаклизмам он лег строго горизонтально. Чем привлек внимание людей сомнительной ориентации и сделал бар их постоянным местом сходок. Но в данный момент подвыпившему жениху было совершенно все равно, кто рядом с ним выпьет рюмку-другую. А выпить ему очень хотелось. Напиться и забыться. Утром проснуться с головной болью и не мучиться по поводу того, разлюбила его коварная Лариска или все еще собирается разводиться. Даже если она укатит с этим своим принцем на край света, поначалу ему будет наплевать – головная боль, вот решение всех его проблем. Для этого нужно упиться.

– Двойную водки! – потребовал у бармена Роман, подсаживаясь к стойке.

– У нас только приличные напитки, – фыркнул бармен, в профиль удивительно похожий на мать Стрелкина, – «Пино-колада», «Махито»…

– Слей все в одну емкость и принеси!

Через минуту бармен поставил перед Романом рюмку водки.

– Только для вас, – прошептал он, – осталась от специального заказа.

– Маловато осталось, – вытер губы рукавом Роман, – ищи еще.

Бармен вздохнул и выставил на стойку початую бутылку водки.

– Ну вот, а говоришь, «Махито». – И Роман налил себе еще.

– Молодой человек, – раздалось у него над ухом, – а ты скучаешь. Хочешь, я скрашу твое одиночество?

Он обернулся, рядом с ним стояла разукрашенная черногривая особа с лошадиной мордой лица, готовая вот-вот заржать. Копия его матери. Он отмахнулся от нее, осознавая, что так быстро Ирина Викторовна не смогла бы прибежать за ним в бар.

– Фу-ты, фантом, исчезни!

– Борюся! Он обозвал меня фантомасом!

Вслед за лошадиной появилась разъяренная львиная морда. Теперь ее анфас напомнил Роману о маме. Морда рыкнула на него, двинула в челюсть кулаком, девица довольно заржала. Роман вместе с бутылкой отлетел в дальний угол стойки.

– Не понял?! – возмутился он на весь зал, поднимаясь. – Жениху морду бить?!

И пошел на льва с лошадью, размахивая перед собой рюмкой как шпагой.

Два бритоголовых парня в закутке бара, который предоставлялся исключительно лицам определенной ориентации, встрепенулись.

– Он?! – доставая из кармана пиджака фотографию и протягивая ее другому, спросил один. – Жених!

– Похож, – с сомнением в голосе произнес второй. – Как бы не ошибиться в пятый раз. Шеф убьет.

– Глянь, морда один в один!

Они подняли головы и уставились на перекошенную физиономию Стрелкина, которому как раз в этот момент снова засветили в челюсть.

– На этот раз верняк. Берем!

Бритоголовые поднялись и дружно направились к выходу. По пути они ловко подхватили под обе руки незадачливого Стрелкина, снова размахивающего рюмкой перед львиной гривой, и понесли его к выходу. Вырываться тот не мог – боялся расплескать содержимое бутылки, которую трепетно прижимал к груди все это время.

Его погрузили в багажник, где он свернулся калачиком и уснул.

Очнулся Роман от яркого света, который бил ему прямо в лицо. Он огляделся: зубопротезное кресло, серебристые иномарки, бритоголовые пацаны. Он кисло улыбнулся. Харлам поднес к его глазам фотографию девицы в обнимку с каким-то перекошенным типом и спросил, тыкая в перекошенного пальцем:

– Жених?

– Жених, – честно сознался Стрелкин.

– Я же говорил, верняк! – обратился к Никитосу сотоварищ.

– Но это еще ничего не значит! – сварливо заметил очнувшийся жених. – Я ее разлюбил!

– Что?! – Оба изобразили такие злые рожи, что Роман зажмурился.

– Ну, ты, жмурик, повтори, что сказал.

– Она сама меня бросила, – быстро пояснил, усаживаясь в кресло, Роман. – Ушла с каким-то принцем!

– Это не меняет сути дела. Принцев у нее полно, – почесал у себя за ухом Харлам. – Нам сказано тебя доставить, мы тебя и доставили.

– И правильно сделали, – махнул рукой Стрелкин, – что доставили. Мне же все равно. Я из-за нее топиться хотел.

– Да ты что?! Вот стерва, довела мужика!

– Тише, ты хочешь, чтобы он нас убил?

– Пацаны, нет ли у вас чего-нибудь выпить? – поинтересовался Стрелкин. – Залить, так сказать, мое горе не водой, раз вы не дали мне утопиться, так водкой.

– Ну ты, это, мужик, давай не бери в голову. Она со всеми такая, – попытался успокоить его Харлам, отсылая Никитоса за крепленым подкреплением.

– Вертихвостка! – заявил Роман, откидываясь на подголовник. – Убейте меня, мне все равно.

Убивать его не стали. Подготовленные для этих целей инструменты свалили со столика, стоявшего рядом с креслом, на пол, и их место заняла бутылка виски и грубо порезанная ливерная колбаса, которую Никитос стащил у соседской собаки.

– Она такая, такая… – тряс в воздухе колбасой Стрелкин, – несерьезная! Ну есть один, другой. Ну зачем же третий?!

– Она такая, – соглашался с ним Харлам, устроившийся рядом на корточках.

– У нее всегда то один, то другой, – кивал головой Никитос, разливая по стаканам иноземный напиток.

– За нас, за пацанов!

– У нее на все, на все есть отговорки, – жаловался Роман.

– Кругом алиби, – поддакивал Харлам, – вчера замочила кошку, свалила на нас.

– У нее всегда так. Сама замочила, а мы виноваты.