Одна из теней и правда колыхалась всё быстрее, рвалась на лоскуты, впитывала цвет, оживала. Уже не клочья мрака, а люди двигались вдоль огромных мшистых камней.

Накаркала!

Я скользнула обратно во двор, затворила ворота; достало бы сил задвинуть засов… нет, не осилю. По надобности его поднимали трое дюжих оборотней, одной бабе не справиться. Я бросила глупую затею и мигом помчалась… к кому? Встретиться лицом к лицу с Агнией меня не заставит и сам Перун, спустившийся с небес.

— Егоза, — буркнул мужчина с посеребрёнными висками, что так ловко вчера охолонил возмущённых баб.

— Там, — я, задыхаясь от бега и возбуждения, не могла и двух слов связать, тыкала пальцем в сторону леса.

— Там? — подсказал волк.

— Людитам… Едут!

И нет бы перепугаться да поднять шум. Он обрадовался!

— Добрались? Молодцы какие! Даже раньше, чем обещались. Пошли скорее встречать.

Седовласый бесстрашно шагнул навстречу пришельцам; поравнявшись, радушно поздоровался, даже обнял одного, и повёл в дом.

Я запоздало поняла, что побег придётся отложить. Любопытство оказалось сильнее.

Выяснилось, что почтили нас своим присутствием торговцы. Да не какие-нибудь, а направляющиеся прямиком в Городище. Я передёрнулась, вспомнив не так давно случившееся в столице. Неужто слухи ещё не разлетелись?

Хитрый Пересвет — так звали оборотня — не зря вчера прочил волчицам купцов с полными возами товаров. Сам их седмицу назад видел в одной из деревенек да и пригласил, а тут к слову пришлось. К тому же, знатный ужин выторговал себе и друзьям.

Гостей было всего пятеро: три главных да два крупных зыркающих недобро провожатых. Явно охранники. Зато телеги везли набитыми под завязку — на десятерых хватит!

Двое, словно из одного теста слепленные, да неровно поделенные: толстый и тонкий. Всё деловито выхаживали, дерюжку поправляли, не желали раньше срока показывать любопытным девкам, что привезли. Третий — рыжий и конопатый — знай себе веселился, жал руки, обнимал до хруста в костях знакомцев: сразу видать, не в первый раз приехал. Знал ли, куда?

Лошадки обеспокоенно косились: кто лихой? От кого ждать недоброго? Но волки держали себя в руках и животных не пугали, а совсем щенят, что могли расшалиться, не подпускали к ним близко.

Пересвет наблюдал, довольно подкручивая усы. Подозвал меня:

— Смотри только, не обращайся. Купцы, конечно, свои. Сора из избы не вынесут. Но стращать людей нечего.

— Они что же, думают, что тут обычная деревня? — открыла рот я.

Оборотень кивнул:

— Маловато нас для целой деревни. Но зачем и почему в лесу спрятались, никто не пытает. И пусть так остаётся.

— Аесли кто-нибудь…

— Никто, — оборвал мужчина, — все правила знают. Вы с мужем, вроде, тоже не дети неразумные. А завтра гости уедут и увезут выменянные на товары шкуры, довольные собой и нами. И не станут задумываться, почему мы не кажем носа из чащи.

Высыпавшие на крыльцо бабы, как пёстрогрудые птички трещали и хихикали, не решаясь приблизиться к заветным товарам. Мужики тоже нет-нет да посматривали на возы: наверняка ж не только бусы там припрятаны. Есть ведь и резные ножи, и хитрые пояса и плотно оплетённые бечевой стеклянные фляги, что так непросто разбить, даже если стараться, — самое то для опытного охотника, пусть он и нападает на зверя с клыками, а не со стрелой.

Конечно, хозяйке доложили. Агния не спешила, заставила подождать себя ещё немного. Вышла степенно, широким уверенным шагом, понимая, что, пока не кивнёт своей идеальной головушкой, никто не посмеет начать ярмарку.

Она спустилась по ступенькам.

Я как можно дальше отступила в толпу. Где же Серый? Не задумываясь, простила бы глупую выходку, только бы стоял рядом…

Волчица благосклонно приняла три глубоких поклона, лишь лёгким движением подбородка обозначив ответ, и украшенный сверкающими каменьями гребень. Сказала что-то тихо; не удивлюсь, если и купцов, как меня, запугивала и только тогда дозволила принять гостей как подобает.

Вот тут-то и началось веселье!

Забегали, заметались истосковавшиеся оборотни и торопливые купцы: скоро раскладывали на ярких тканях товары одни, таскали туда-сюда воду и угощения другие, носились без дела, не зная, куда приткнуться, но не умея стоять спокойно, третьи. Я всё мешалась и пыталась высмотреть мужа, чтобы, наконец разглядев, гордо отвернуться.

А Серый, казалось, и не знал своей вины: широко улыбался, вместе с Данко тащил крепкий стол на улицу, где уже переминались с ноги на ногу хозяюшки с киселём, пирогами, мёдом да яблоками. Всё угощение тащили, какое в доме нашлось, чтоб приезжих уважить, не показаться жадными. В середине двора оставили пустой утоптанный пятачок. На него с особым одобрением посматривали парни помоложе. Ох, затевается что-то!

Я ещё раз поймала взгляд мужа и, презрительно сощурившись, снова повернулась спиной. А ему хоть бы хны!

Купцы развлекались вовсю: знали прекрасно, торгуйся-не торгуйся, а сметут сегодня с возков все товары. Кого ещё заманишь в глухой лес, где от деревни до деревеньки не меньше дня пути? Вот и делали суровые лица, божились, давали руку на отсечение, что себе в убыток продают и ну ни медьки больше скинуть не могут.

— Помилуй, куда ж дешевле? У меня дома детушки малые, голодные! Супруга не пустит, ежели снова порожним приеду! — моргая влажными честными глазами, клялся Тонкий.

— Не нравится — не бери, — кратко отнекивался Толстый.

Но кто ж откажется от новых браслетов, когда вот они, родимые, уже на запястье красуются?

— Тятенька, — клянчила маленькая светленькая волчица больше из вредности, чем из жадности, — ну две серебрушки! Ну грабёж! Вы сами гляньте: цепочки же махонькая, только на мне и сойдётся!

Купец молча переодел намотанный в два оборота на крошечную ручку браслет и показал, что в него ещё одна такая же влезет.

— Да ему медька цена! — возмущалась девка.

— Две серебрушки.

— Хоть серьги в довесок дай!

— Асерьги — три.

— Вот их и дай!

— Пять серебрушек.

С Толстым спорить оказалось бесполезно и девушка, обиженно насупившись, ушла к соседу. Но и Тонкий был непреклонен:

— Детонька, ты на меня-то глянь! С кем торговаться-то взялась? Росинки во рту седмицу не было, глянь, до чего исхудал!

Опытная девка с готовностью вынула из кошеля пирог и протянула доходяге:

— Кушай, тятенька, а браслетик подешевле продай. Я ж и сама едва перебиваюсь, а прихорошиться хочется.

Тонкий пирог с готовностью уплетал, благодарил и нахваливал. Но цену скидывать не желал, уверяя, что точно знает, у Агнии под боком живётся лучше некуда и недостатка ни в тканях, ни в украшениях бабы не знают, а сам он ни жив, ни мёртв от усталости и голода. Толстый натягивал сползший ремень на жирное пузо и поддакивал. Девка не верила ни одному, ни второму.