подошла ко мне с похвалой, — ставя чайник на огонь, продолжал Урагири.

— Мой муж… Ему нет прощения. Испортить ваши работы, вашу одежду, так бестактно вести себя. Примите извинения, — она склонилась в глубоком поклоне.

— Я прощаю его.

Харуко, вероятно, не ожидала такого великодушия со стороны Гакёдзина, немо застыв в той же позе. Почувствовав её смятение, юноша подошёл и произнёс:

— А ты извинишь меня?

— Д-да, Урагири-сама, я не держу зла…

— Не стоит называть меня на «Вы», Харуко-чан.

— Как изволите… Изволишь. Возьми, к слову, гостинцев, эти сладости я приготовила сама.

— Вероятно, они очень хороши.

— Ты даже не пробовал, — видно, как ей трудно общаться с Урагири неформальным тоном.

— Ха-ха-ха! В народе говорят: «Какой повар — такие и блюда».

— … — Харуко не находила себе места, сгорая от смущения. Видать, её удерживала возникшая симпатия к обходительному автору.

— Почему ты столько краснеешь, неужели с тобой никто так не общается?

— Каждый, кто позволяет себе подобное, обязательно получает от Рюу. Как никак, он мой муж.

— Такую даму, как ты, не должны смущать комплименты, им подобает быть обыденностью, но… Не будет об этом. Давай лучше попробуем сладости.

Она уже наелась твоими слащавыми речами…

Хотя, не мудрено, что это подействовало на девушку, которая толком не знавала мужской любви. Утверждать не имею права, но думаю, что росла Харуко сиротой — без отца и матери, скорее всего, это же уловил Урагири.

* * *

— Вот знаешь, я творческих людей вижу издалека, и…

— Да, — оборвала на полуслове, — раньше я была актрисой Кабуки, — девушка заметно раскрепостилась спустя полчаса непринуждённого разговора.

— Ого, а почему бросила?

— Да вот… Был у меня ухажёр постоянный…

— Нынешний муж?

— Мгм, — отпив горячего чаю, кивнула Харуко.

— Долго добивался, видать.

— Мог бы и не добится по итогу, там своя история…

— Прости… Тут, к слову, тоже выступление Кабуки намечается в скором времени, не желаешь ли сходить?

— Вместе?

— А как иначе!

— Нужно подумать.

— Я не давлю, — по взгляду Урагири понятно — он полностью уверен в её согласии, но, играя, даёт время «подумать».

Помню, мы с Кеном обсуждали деятельность Харуко в театре, тогда «постоянный ухажёр» взял актрису силой, о чём она сейчас умолчала… Обременив девушку ребёнком, Рюу не оставил ей выбора. В том же разговоре я невольно сравнил отца Кё и блистательного Гэндзи, но немного ошибся, ведь на главного героя известной повести больше смахивает Урагири. Такой же феминный и легко садящийся на уши женщинам. Хищник, цель которого — дамские сердца.

И как же иронично здесь выглядит цитата: «Женщина рождена только для того, чтобы быть обманутой мужчиной».

— Я буду ждать тебя через неделю у большого моста на улице Годзё. Приходи после обеда, если захочешь, конечно! Ха-ха-ха!

— Хорошо, Урагири-сама… Урагири-сан.

— Сможешь принести ещё своих сладостей?

— Д-да… Естественно.

Вроде и предоставил выбор, а вроде и нет…

— Мне уже надо уходить, — поднялась Харуко.

— Хочу напоследок попросить тебя о кое чём.

— Да?

— Можешь прочитать мои последние черновики?

— Я? — она удивлённо вздрогнула.

— Ха-ха! А кто же ещё? Мне просто интересно услышать твоё мнение, вижу, ты в литературе разбираешься.

— Спасибо за честь, Урагири-сам… Урагири-сан.

* * *

Неудивительно, что на большом мосту Харуко сама дожидалась Урагири, довольная прочитанными черновиками и сготовившая своему новому ухажёру фирменных сладостей. Со второй встречи они уже смотрелись как пара, ведь когда на вечерней улице прогуливаются двое, всячески воркуя, об ином не подумаешь. Годзё была выбрана Урагири не случайно, ведь встреченным на ней товарищам писателя: чиновникам, известным творцам, самураям, Гакёдзин шутя представлял Харуко как даму сердца, более того, намекая на скорую женитьбу. На самом представлении Кабуки девушка расчувствовалась, вспомнила свои молодые года, успех, которого её лишил Рюу, и тут как тут был Урагири, готовый поддержать и приголубить её к тощему плечу. Оказалось, что здешнюю труппу писатель хорошо знает, и после выступления парочка отправилась выпить вместе с актёрами.

— А это — Окуни, мастер по перевоплощениям в женщину! — резко жестикулировал Урагири, представляя творцов.

Тот самый Окуни!

Времена, когда его труппа была жива…

— Подождите, — Окуни смутился, — а не сидит ли перед нами Харуко, Танцовщица Тысячи Туманов, покинувшая сцену?

— Вы знакомы? — удивился живописец.

— О ней грех не знать! — воскликнул актёр, — Настоящий, не побоюсь этого слова, самородок в искусстве Кабуки!

— Спасибо, — Харуко прятала смущение за чашкой саке.

— Та самая? — в беседу вклинился другой театрал, — А ну-ка проставьтесь им за мой счёт! Увидеть легенду сцены во плоти, какая же удача!

— Быть не может! — поддержал ещё один, — За мой счёт закусок!

За устроенную встречу с почитателями сердце Харуко тот час должно было растаять, что и случилось, если судить по её взгляду, изрядно затуманенному алкоголем. По девушке можно сказать сразу — она давно не отдыхала, не выпивала. Да, в общем-то, редко покидала семейное гнездо, поэтому подобная разрядка ощущалась как большущий праздник, и… Урагири также уловил это. После душевных разговоров в идзакае Харуко осталась ночевать у писателя. Ожидаемо.

Следующее утро.

Гакёдзин обнаружил себя в одной постели с женатой женщиной. Она не спала, а сидела рядом, сокрушаясь от своего поступка. Писатель аккуратно начал:

— С тобой всё впорядке, Харуко?

— Не знаю, — её голос был пронизан неопределённостью, — Мне нужно идти… К семье.

Писатель как никто другой понимал, что в их отношениях случился переломный момент, теперь надо дать девушке недельку-вторую на размышления. Одновременно с этим, Урагири был полностью удовлетворён собой, его рассказы никогда не писались с такой лёгкостью, а проблема с картинами не донимала изрубленные руки.

Творец чувствовал себя превосходно.

Спустя некоторое время он отправил письмо от имени Окуни, где аккуратными иероглифами вывел: «Жду у большого моста на улице Годзё».

Хитро.

Урагири манипулятивно изматывал её, оставив наедине с мыслями об измене. Она не могла не явиться в назначенный день, девушка просто бы сошла с ума в неведении. Продолжая свою игру, первым, что робко произнёс Гакёдзин на мосту, было:

— Ты та женщина, с которой я хочу встретить старость, Харуко-чан.

— … — она облегчённо выдохнула.

Теперь эти двое любовники.

Но меня мучает вопрос — как она скрывала все их следующие встречи от семьи? Я, конечно, понимаю наплевательское отношение Рюу, который для виду может дать кому-то по лицу, понимаю также маленького Кена, который в силах только интересоваться: «А где матушка?», — но чтобы настолько… В любом случае, добрых полгода у парочки были регулярные свидания: Урагири водил свою даму по роскошным местам, знакомил с почитаемыми лицами, дал понять общественности — сердце великого художника уже занято.

Осенний клён.