– Ничего, как-нибудь справлюсь, – отвечаю я.

– Мало того – они используют особый диалект гуртского, на котором говорят одни рабыни. У них есть свои сложные обычаи, традиционные жесты. Чтобы всему этому научиться, нужны годы. Даже приветствовать разных людей необходимо по-разному. Гурта церемонии обожают и от рабынь требуют, чтобы соблюдали все до единой. – Нерейт поводит затёкшими плечами, вытягивает шею. – Тебя они в секунду раскусят.

– Не раскусят.

Нерейт пожимает плечами. Его дело – предупредить, а идей получше всё равно нет. Придётся рисковать. Мы и не ожидали, что сбежать из форта будет легко.

– А потом что? – спрашивает Чарн.

Вообще-то я ему уже объясняла. Наверное, спрашивает, чтобы успокоиться.

Но я ничего особо успокаивающего сообщить не могу.

– Я пойду на разведку, всё разузнаю и найду способ, чтобы нам четверым незаметно покинуть форт.

– Ну, не знаю, как-то это ненадёжно, – возражает Чарн.

– А ты что предлагаешь? Сразу вчетвером отправиться, когда мы даже не знаем, что там, снаружи? – справедливо замечаю я. – Надо действовать постепенно. Я что-нибудь придумаю, а потом вернусь за вами, и мы сбежим все вместе.

Чарн хмыкает. Так вот что его беспокоит. Не верит, что я правда вернусь. Впрочем, скорее всего, так бы я и сделала. Если бы не Фейн.

– Всё равно других вариантов нет, – напоминаю я. – Если хочешь, можешь отказаться. Никто тебя не держит.

– И вообще, без нас ей не обойтись, – вставляет Нерейт. Чарн оглядывается на него. – Хорошо, допустим, сбежали. И что дальше? Думаешь, она сможет одна добраться до Вейи? Орна, ты хоть дорогу-то знаешь?

– Найду, – отвечаю я.

– Ещё с нами Дитя Солнца, а их народ многие поколения выживал в дикой природе. А мне точно известно, как отсюда добраться до Вейи. Много раз ездил этим путём в мирные времена, пока хааду и гурта не начали враждовать.

До сих пор даже не думала, что Фейн может пригодиться. Сама себе удивляюсь. Я вообще-то человек прагматичный. На меня это не похоже.

– Значит, помнишь дорогу?

– Мы, хааду, ничего не забываем.

Не даю ему возможности посмеяться над моим невежеством. Как-то мы с Кереном выпили в баре, и он рассказал мне, что про хааду говорят, будто у них исключительная память. Но потом прибавил, что хааду пожирают собственных детей, если те рождаются больными или калеками. Вторая новость стёрла всё положительное впечатление от первой.

– А я? – выпаливает Чарн. – Я тоже пригожусь.

Обиделся, что Нерейт его не назвал. С тех пор, как тот узнал, что Чарн планировал побег тайком от него, отношения у них разладились. Кажется, теперь Нерейт с Чарном больше не друзья.

– Ты свою задачу выполнил, – пренебрежительно бросает Нерейт.

Чарн умолкает. Возразить нечего.

Вскидываю руку, призывая обоих к порядку.

– Убежим все вместе, – подчёркиваю я. – Так что будем помогать друг другу. Сначала выберемся из форта, потом решим, что делать дальше.

– Когда меня сюда привезли, я был в сознании, – говорит Нерейт. – Давали мне какое-то снотворное, но на хааду оно не особо действует.

Нерейт наклоняется вперёд.

– Я видел только главный вход, но другого, кажется, и нет. По крайней мере, охранники ни о чём подобном не говорили.

– Погоди. Ты знаешь гуртский? – удивляюсь я.

– Да, а ещё язык банчу и краггенов – правда, только детский вариант. Взрослые у них такие оглушительные звуки издают, мне такое в жизни не повторить. Немного понимаю по-умбрски, если говорят внятно. Даже йа-йин освоил. Насколько его вообще можно освоить, они же всё время правила меняют. Сегодня слово значит одно, завтра другое. Не поспеваю за всем этим бредом.

– Ты меня удивил.

– Ничего особенного. Нам, хааду, языки даются легко. Один раз услышим и запоминаем на всю жизнь.

Начинаю завидовать природным талантам хааду. В моём деле такие способности были бы кстати. Но потом вспоминаю, как прижимаюсь ухом к груди погибшего мужа и слышу только тишину. Нет, некоторые вещи лучше забыть.

– На главную дорогу можно попасть через двое ворот, – рассказывает Нерейт. – Первые – у самого форта, вторые – перед мостом. Я видел, как на мосту обыскивали телегу уезжающего. Скорее всего, они всегда так делают. Наверное, ищут контрабанду.

– А этот мост… он над чем? – спрашивает Фейн.

Чарн презрительно хмыкает:

– Ты тут что, первый день?

– Со мной никому не разговаривал.

– Никто, – поправляю я. Ну в самом деле. Я ему уже несколько уроков дала, про что только ни говорили – и такие элементарные ошибки!

Нерейт объясняет:

– Фаракца находится на острове посреди реки из жидкого камня. Знаешь, что такое жидкий камень?

– Нет, не слышал ни разу.

– Это такое вещество вроде лавы, только плавится при более низкой температуре и быстрее застывает. Река вокруг форта течёт очень медленно. На поверхности – хрупкая корка, она всё время ломается и перемещается. Сформировалась она под воздействием холодного воздуха пещеры. Но под ней чистый расплав. Очень горячий.

– Поэтому здесь так жарко? – уточняет Фейн, кивая на стены нашей камеры.

– Да. Камеры находятся под землёй. Расплавленный жидкий камень окружает нас со всех сторон.

Представляю, как за сырыми стенами из чёрного камня еле-еле перетекает горючая жижа.

– Как же мы переправимся через эту реку? – спрашивает Чарн.

– Ты что-то говорил про хрупкую корку, – обращаюсь я к Нерейту. – Она как, очень хрупкая?

Из отпуска (он же по совместительству – работа) возвращаюсь ещё более взвинченной, чем до отъезда. Джей вернулся в военную школу, Ринну поручили выполнять функцию телохранителя при каком-то важном государственном лице, запланировавшем визит в приграничную область. Поэтому дома меня встречать некому. Впрочем, ничего страшного. Я не из тех, кому постоянно нужна компания.

Ледо велел мне разыскать аптекаря по имени Экан, который продаёт дешёвые зелья и таким образом наносит ущерб его торговле. Попросила Керена выследить этого человека, пока я в отъезде. Вернувшись, обнаруживаю письмо от него. Керен что-то узнал. Тут же отправляю письмо с предложением встретиться в ночное время.

Пока жду ответа, у меня есть свободное время. Брожу по апартаментам Каракасса, не зная, чем бы себя занять. Выпускной Джея всё ближе и ближе, от одной мысли на душе становится тревожно. Поэтому брожу по местам, с которыми связаны приятные воспоминания, пытаясь таким образом успокоиться. В конце концов оказываюсь в центральном атриуме, перед самой массивной из созданных дедом Ринна скульптур. Его величайшее творение. И одновременно – величайшая ошибка.