Верочка обрадовалась. Все же считает бабушка что она взрослая, что может ядовитый гриб от съедобного отличить, плохую ягоду узнать и никогда-никогда в рот не потянуть. И что успеет за ней Верочка и не будет канючить, и ныть, даже если устанет.

Быстрее сапожки резиновые натянула, они как раз на палках с прошлого раза сохли, калитку распахнула и побежала, даже корзинку не взяла. У бабушки большая корзина, тяжелая. Лучше Верочка ее поможет нести. Вдвоем-то они быстро наберут и грибов, и ягод.

— Бегу, бабушка!

Быстро бабушка ходит. Верочка по тропинке изо всех сил бежит, а все равно никак не догонит. Только, кажется, где-то впереди ветки качаются и шелестит трава под бабушкиными ногами.

Нет уж, не станет Верочка звать, просить, чтобы подождала ее. Не такая уж она и маленькая, догонит бабушку, поможет ей грибы да ягоды собирать.

Вот уж тропинка закончилась, лес странный, нехоженый. А бабушка все идет впереди да идет, никак не догнать. Кажется девочке, что бабушкина куртка среди листвы мелькает.

А стоит Верочке остановиться да захныкать, окликает тихо издалека: «Вера!» Значит, надо догонять. А то так и заблудиться легко. Назад одной дорогу не найти.

Ой, малинник!

— Бабушка, я малинки поем!

Ничего бабушка не ответила, а Верочка уже скорей ягоды обрывает и горстями в рот сует. Так вкусно! Даже пет ь захотелось. У них в детском саду песню про малинку учили. Светлана Ивановна Верочку хвалила, что быстрее всех слова выучила.

Спохватилась Верочка, что давно уже бабушки не слышно. Побежала туда, сюда, а дороги-то не знает. Везде деревья, кусты и к малиннику уже не вернуться. В какую сторону бежать?

И бабушка молчит. Рассердилась на что-то бабушка, наказала ее. Верочка заплакала, закричала: «Я больше не буду, бабушка! Прости, прости!» Но бабушка все сердилась, ворчала. Нет, ничего не говорила, молчала. Это Верочка знала, что она всегда ворчит, когда сердится. Может, бабушке не нравится, что она громко болтает в лесу. Верочка рот зажала ладошками, а все равно плачет, остановиться не может.

Уже и свет тускнеет. Вечер наступает. Холодно, страшно. Бабушка наказала. Не послушалась Верочка, пела в лесу. Дядя Петя, наверное, телевизор уже починил. Сидит бабушка, новости смотрит и губы поджала, не хочет разговаривать. Сердится на Верочку. Ничего, бабушка никогда долго не злится. Скоро придет за внучкой.

Вот же она специально устроила из сучьев шалашик! Не такой, как на картинках в книжке, но Верочке подойдет. А в шалашике печенье положила для внучки! Хоть и сухое, а Верочка с удовольствием поела. И все равно очень грустно и обидно, что наказала бабушка. Никогда больше Верочка не будет баловаться. Всегда будет слушаться.

Поплакала, свернулась клубочком. Совсем сил нет. Неудобно, жестко, страшно спать в шалашике, но все равно очень быстро заснула.

А утром слышит: зовет бабушка!

— Вера!

Остатки печенья схватила, бежит на голос. Вот вроде и сама бабушка между листвой видна, уходит рукой машет.

— Я здесь, бабушка! Подожди!

Ой, мокрое какое место. Даже сапожок увяз. Нога вытаскивается, а сапожок - нет. Верочка нагнулась, двумя руками сапог тянет. Тут печенъки-то посыпались из кармана. Смотрит Верочка, нагнувшись, прямо между сапожек, а за спиной - никакое не печенье, а шишки обгрызенные валяются. Гадкие, невкусные шишки! И бабушки не слышно. Ни хруста, ни шелеста.

Только лягушки квакают.

Вот же она стояла, бабушка, рукой Верочке махала. А теперь никого нет. Пустая кочка. И трава густая, зеленая, непримятая.