Я умер. Врачи констатировали смерть. Через три минуты я сделал вдох и открыл глаза. Ты знаешь, эти необъяснимые чудеса, которые современная медицина не может объяснить? Это был я. Со мной что-то произошло, и я не могу этого объяснить… никто не может. Но с того дня я стал чувствовать вещи. Я могу чувствовать то, что чувствуют люди вокруг меня. Чаще всего это просто чувство. Иногда оно конкретное, и я могу точно определить его, например, сердечный приступ, аневризма или…

— Рак, — шепчу я.

Нолан кивает.

***

Лондон — тремя месяцами ранее…

Дорогой дневник,

Сегодня мне предложили законную шестизначную зарплату, я выбрала прекрасный набор посуды ручной работы из сорока пяти предметов с кобальтово-синей отделкой для своей свадьбы, которая состоится через семь месяцев, нашла три пенни на парковке и узнала, что у меня последняя стадия рака и жить мне осталось год — шесть месяцев без лечения. Я жалею о расширенной гарантии, которую я приобрела для своего нового автомобиля в прошлом месяце…

— Скарлет? — Дэниел оглядывается через плечо в белой рубашке, пока пар поднимается от стоящей перед ним кастрюли с раем. Он приветствует меня с однобокой ухмылкой и голосом, от которого моя одежда часто падает на пол. Жареный чеснок и розмарин танцуют в воздухе под песню Сары Брайтман «Все, что я прошу у тебя».

— Ты не дождался меня. — Я бросаю ключи на столик в прихожей, затем расстегиваю пуговицы на своем красном двубортном пиджаке.

Мы всегда готовим еду вместе.

Мы всегда слушаем оперу.

Мы всегда говорим о наших карьерах.

Мы всегда синхронизированы.

— Сегодня твой день, любимая. Бокал вина ждет тебя. Садись и расскажи мне о своем дне.

Я пожимаю плечами.

— Я выбрала кобальтовую отделку для нашей посуды, а не красную, как мы изначально обсуждали.

— Хватит играть со мной. Ты знаешь, что все, о чем я хочу услышать, это работа.

Мясо на сковороде заглушает музыку, как белый шум между радиостанциями. Смертный приговор от «незначительного» повторного медосмотра, который я проходила за несколько недель до этого, бьет по моим чувствам. Откровение «проснись-последний-звонок-ты-официально-был-штампован-с-датой-истечения.

— Земля вызывает Скарлет.

Мой палец останавливается на ободке бокала с вином, когда мой взгляд устремляется на грозного блондина, который выглядит грешно, но совершенно не к месту в своих черных брюках и полуприталенной рубашке.

— Прости. — Я качаю головой. — Почему сегодня в костюме? — моя рука движется к его груди, борясь с желанием сжать в кулак его рубашку. Необходимость держаться за него — за эту жизнь — переполняет меня.

— Скарлет Стоун… остановись! Я расскажу тебе о костюме после того, как ты расскажешь мне о работе. — Его игривая ухмылка режет мне сердце. Я уже скучаю по нему.

Я пожимаю плечами, выдавая намек на улыбку, которая, я надеюсь, не выглядит и вполовину так болезненно, как кажется.

— Они предложили мне работу.

— Да! — Он хватает меня на руки и кружит. — Мой маленький воришка стал законным.

— Я не воришка.

Он позволяет мне опуститься на ноги и впивается в мой рот.

— Ты всегда будешь воришкой за то, что украла мое сердце. — Он говорит это в переносном смысле… если бы он только знал.

Мои глаза закрываются, когда его нос касается моего.

— Костюм. — Я прочищаю горло, пока слова борются с нахлынувшими эмоциями. — Почему костюм?

Дэниел шевелит бровями, затем снова поворачивается к конфорке.

— У меня тоже есть новость о работе.

— О? — я делаю глоток своего вина. — Что это за вино? — я кручу его в своем бокале.

— Оно на столе.

Я поворачиваюсь и сужаю глаза на бутылку, придвигаясь ближе, чтобы прочитать этикетку.

— Вот черт! Эта бутылка вина стоит более шестисот фунтов!

— Как я уже говорил… У меня тоже есть новости о работе. Меня пригласили на съемки документального фильма. Это будет грандиозно. Серьезная возможность, которая выпадает раз в жизни. Но меня не будет пять месяцев, и… — Он снимает сковороду с конфорки и поворачивается ко мне. — Я уезжаю в понедельник. — Он морщит нос, но это не может скрыть волнение в его глазах.

Наши амбициозные и ориентированные на карьеру личности свели нас вместе. Дети? Несколько лет назад врач сказал мне, что я никогда не смогу забеременеть из-за эндометриоза. Дэниел все равно их не хочет. Фальшивая гримаса — театральная; он знает, что я и глазом не моргну, прежде чем запрыгаю от радости, радуясь его профессиональному достижению. Это мы. Два независимых человека, которые, как оказалось, любят друг друга. По крайней мере, такими мы были до сегодняшнего дня. В этот самый момент.

— Скажи что-нибудь. — Он смеется от недоверия. — Я купил эту бутылку вина за шестьсот фунтов, чтобы отпраздновать наш день, но ты выглядишь так, будто готова заплакать. — Его руки обнимают мое лицо. — Скарлет Стоун, я видел тебя плачущей один раз. Один раз за те десять лет, что я тебя знаю. Что все это значит, любимая?

На краткий миг, который ощущается как внетелесный опыт, я думаю, что смогу заставить его исчезнуть, если не произнесу слова. В один миг мои слезы падают, и я все равно произношу слова.

— У меня рак.

— Прости? Нет… — Дэниел качает головой, напряженно сжимая брови. — О чем ты говоришь?

Мои слезы имеют соленый вкус на губах, когда я вытираю их, делая глубокий вдох.

— Постоянная боль в животе? Вздутие? Вес, который я потеряла, не прилагая усилий, за последние шесть месяцев?

— Ты ходила к врачам, и они сказали, что это стресс или эндометриоз.

— Они не заметили его.

— Прости? Они не заметили рак? — Голова Дэниела дернулась назад. — Что, черт возьми, это значит?

Я качаю головой.

— Они люди. Такое случается.

— Что за рак? Они… они смогли обнаружить его на ранней стадии. Правильно? Ты пройдешь курс лечения, и все будет хорошо. — Его голос трещит. — Отвечай. — Мой мужчина, высокий и грубоватый красавец, выглядит совершенно разбитым и побежденным, глаза покраснели от слез, плечи сгорблены.

— Это рак яичников. — Я хватаю его руки и сжимаю их. Морщины вдоль его бровей углубляются. — Это неизлечимо.

Он вырывает свои руки из моих и поворачивается ко мне спиной; его руки сжимают его волосы, и он издает мучительный рык.

— ЕБАНЫЙ АД!

Онемение охватывает мое тело. Я даже не подпрыгиваю, когда он кричит. Все, что я чувствую, — это тихие струйки слез, скатывающиеся по моему лицу. Я знаю, что никакая боль не сравнится с этим моментом. Жертвы рака выходят далеко за пределы тех, кто болен этой болезнью.

— Хорошо… — Он снова поворачивается ко мне, его глаза мокрые от эмоций. — Мы все исправим. Химиотерапия,