Два лучших платья мисс Хаддон, синее с золотистыми лентами и белое с бордовыми, считались даже слишком нарядными для Стоунфолла, но для бала в Кромберри могли показаться довольно скромными. Однако же Кэти решила не спешить заказывать обновки. Часть полученных от дядюшки денег она уже успела потратить на краски и хорошую бумагу для портрета Дженни, а заодно купила целых три романа, которые ни за что не осмелилась бы читать при матери.

Надо сказать, что балы Кэтрин не особенно любила.

В Стоунфолле хотя бы были Бартоломью и парочка его приятелей. Эта компания обязательно устраивала какую-нибудь шалость, чтобы насмешить молодых леди и привести в ярость дам из попечительского совета, и не забывала потанцевать с мисс Хаддон и ее хорошенькими подружками.

В Брайтоне же мисс Хаддон редко приглашали на танец, должно быть, отдыхающим там великосветским джентльменам дочь провинциального врача казалась недостаточно привлекательной. К тому же Кэтрин не могла похвастаться тонкой талией. В обычные дни она не сокрушалась из-за своей полноты, но, когда втискивалась в бальное платье, ее охватывало уныние. Девушка сразу начинала казаться себе неловкой и лишней на празднестве, как те нелепые маленькие подушечки на диванах, что только мешают сидящим отдыхать – на них невозможно с удобством откинуться и ни в коем случае нельзя отбросить в сторону, ведь их вышивала дочь или племянница хозяев, девушка исключительных качеств.

Больше всего в такие моменты Кэтрин хотелось спрятаться где-нибудь за портьерой со своим блокнотом и делать один за другим быстрые наброски танцующих и сплетничающих гостей. Сколько сюжетов она могла бы придумать после, в уютном мирке своей спальни!

Стадо овечек с бантиками – молоденькие девушки сбились в стайку и обсуждают свои и чужие платья. На следующей картинке оборванные ленты летят во все стороны вместе с клочками шерсти – юные леди не могут решить, кому танцевать с черноволосым кудрявым барашком.

Или две старые лисы с побитыми молью шкурами, чьи физиономии подозрительно напоминают миссис Фолбрайт и ее подругу, захватили и общипывают петуха с оперением подобно мантии викария. Или… Да сам Уильям Хогарт[1] позавидовал бы неистощимой фантазии мисс Хаддон, будь он еще жив!

Увы, по окончании бала она могла вспомнить лишь несколько уморительных сценок, да еще Бартоломью обычно считал необходимым привнести свой вклад в развитие сюжетов своей подруги, в красках изображая насмешивших его гостей празднества. Но и этого хватало, чтоб в ее альбоме появлялись заполненные страницы…

Мисс Морвейн пришла в ужас пополам с восторгом, когда Кэти показала ей лишь некоторые из своих рисунков, и тут же запретила изображать в подобном виде светское общество Кромберри. Лавочников, викария и попечительский комитет – пожалуйста. Но ни в коем случае дам и джентльменов, которые съедутся на бал в собственных каретах. Ах, эти дорогие экипажи, блеск драгоценностей, колыхание перьев и шуршание шелковых тканей!

Дженни, в отличие от своей юной подруги, прежде успела побывать лишь на двух скромных балах в пансионе. Неудивительно, что празднество, на котором ожидалось самое лучшее общество, включая жителей окружающих Кромберри поместий, так будоражило ее воображение. Бетси Вортекс не упускала случая язвительно высмеять Дженни, как только та забегала в гостиницу по делу или просто повидаться с Кэтрин, но добродушие мисс Морвейн, а также предвкушение празднества не позволяли ей обижаться или впадать в уныние.

С каждым днем мисс Морвейн казалась Кэтрин все более взволнованной, а ведь до бала оставалось еще две недели! Не к чести молодой учительницы надо заметить, что она совершенно забросила своих учениц, полностью поглощенная мыслями о празднестве. Дженни поручила девочкам шить подушечки для иголок, расписывать дешевые глиняные тарелочки и прочую подобную работу, чтобы представить на благотворительной ярмарке подобающее количество товаров. Качество этих бесполезных вещиц, по словам мисс Морвейн, никого не волновало, и Кэтрин, собиравшаяся сперва написать для ярмарки два или три пейзажа Мэйн-стрит, отказалась от этой идеи. Она слишком уставала после каждого дня, проведенного на ногах в «Охотниках и свинье», чтобы вечером ее рука могла твердо держать кисть. К следующей ярмарке, на Пасху, она что-нибудь приготовит, а пока посмотрит, как постарались другие.

Дженни, наконец, заметила, что ее подруга отмалчивается.

– Кэти, ты слышишь меня?

– Прости, Джен, я немного задумалась. – Кэтрин отвела взгляд от широкой спины сестрицы викария, защищавшей ее от ветра, и повернула голову к подруге. – Как может миссис Грин продавать булавки и ленты девушкам, которые собираются на бал, когда ее собственная дочь уже никогда не будет танцевать?

Каждый раз, когда Кэти заходила в шляпную лавку, просто думала о миссис Грин или кто-то из дам упоминал модный магазинчик, девушке становилось не по себе. Разумеется, Дженни поведала новой подруге всю историю еще раз, добавив подробности, которые не были известны горничной мистера Лофтли. За прошедшие недели разговоры об этом ужасном преступлении немного утихли, ведь близилось Рождество и люди старались отгонять печальные или страшные мысли, надеясь на лучшее.

Дика Харта так и не арестовали, к негодованию большинства почтенных матрон, чьи дочери могли оказаться на месте мисс Грин. По слухам, главный констебль Грейтон и судья Хоуксли не могли прийти к согласию относительно дальнейшей судьбы молодого Харта, упорно отрицавшего свою вину при поддержке брата и нанятого Джоном Хартом адвоката.

Миссис Грин восседала в своей лавке воплощением неотмщенной скорби, но даже ее ближайшие подруги старались перед Рождеством не медлить с покупками или присылали своих слуг, лишь бы не выслушивать ее бесконечные жалобы и проклятья.

– Это очень, очень печально, дорогая моя! – Дженни понизила голос, чтобы миссис Лофтли и сестра викария ее не услышала. – Мне так жаль миссис Грин и ее родных! Я и представить себе не могу, каково сейчас кузине мисс Грин, Аннабель. Вместо бала ей придется сидеть дома с семьей, ведь они все носят траур! Да еще этот ужасный позор… Его тень затмевает само их горе.

Кэтрин поняла, что Дженни имеет в виду беременность мисс Грин.

– Думаю, для ее родных было бы лучше видеть ее живой, даже если бы мистер Харт на ней не женился! – решительно возразила она.

Мисс Морвейн покачала головой и заговорила совсем уж тихо:

– В пансионе девочки рассказывали мне про нашу учительницу, тощую старую деву, мисс Пристон. Ее тетушку, еще молодую вдову, убил грабитель на улице, когда мисс Пристон была подростком. Ужасное происшествие, но еще ужаснее оказалось то, что выяснилось, когда бедную женщину готовили к похоронам. Она была беременна, а ее муж умер за два года до этой трагедии!

– Бедняжка! – ахнула Кэтрин. – Должно быть, она кого-то полюбила и могла бы быть счастлива, не повстречайся ей грабитель!