– Разве нам когда-нибудь требовалось приглашение, чтобы прийти в гости к Джереми? – рассмеялся Бен.

– Но теперь все иначе, – нахмурилась Памела. – Джереми вернулся из плена. Возможно, он не захочет… видеть нас.

Бен ответил со вздохом:

– Я уверен, что он мечтал увидеть тебя с того самого дня, как поднялся в воздух на самолете.

Она нервно улыбнулась.

– А если нам скажут, что он сегодня не принимает, – продолжал Бен, – то мы просто уйдем, вот и все.

– Я так рада, что ты здесь, – сказала Памела. – Одна я точно испугалась бы и сбежала, как заяц.

– Ты же никогда ничего не боялась, Памма. Из нас троих ты самая отважная. Пошли. Устроим Джереми сюрприз.

Миновав ворота, они зашагали по усыпанной гравием широкой подъездной аллее. Перед ними возвышался элегантный особняк георгианских времен – красный кирпич, проемы дверей и окон контрастно-белые, идеальные пропорции, по обеим сторонам аллеи разбит регулярный парк. На клумбах полыхают тюльпаны, со шпалер свисают гроздья глицинии, лужайки безукоризненно подстрижены. Здесь явно трудились садовники, несмотря на войну.

Приблизившись к дому, молодые люди заметили прислоненный к крыльцу старый велосипед, портивший своим видом образцовую картину. Бен раскрыл было рот, чтобы это прокомментировать, как вдруг входная дверь отворилась и вышла леди Диана Саттон.

– Ну конечно, непременно. Большое спасибо. Пока! – сказала она кому-то внутри, помахала рукой, сбежала по ступенькам и заметила Памелу с Беном. – О, привет! Какая неожиданность! – воскликнула Диана.

– Что ты здесь делаешь, Дайдо? – сдавленным голосом спросила Памела.

– Вот это я понимаю – теплая встреча, – саркастически заметила Дайдо. – А как насчет «Как же я рада тебя видеть, милая сестренка»?

– Разумеется, я рада тебя видеть, – настороженно ответила Памела. – Просто…

– Если хочешь знать, я была здесь от имени нашей семьи. Зашла навестить Джереми и поднять ему настроение, – сообщила сестра и взялась за велосипед. – Кто-то же должен был это сделать.

И, не проронив больше ни слова, покатила по хрустевшему гравию к воротам.

Париж

Май 1941 г.

Оказывается, у страха тоже есть запах. Раньше она этого не замечала. Ей с детства говорили, что собаки способны учуять страх, но о людях она никогда такого не слышала. Сейчас, однако, сидя на стуле в темной комнате, она его чувствовала – сладковатый, густой. Она не знала, сама ли источает этот запах или им просто пропиталось все здание и он сочится из стен, где столько людей ощущали ужас и отчаяние. В автомобиле, который привез ее сюда, ей завязали глаза, но не было нужды спрашивать, куда она попала. В штаб гестапо. Ее оставили одну в полной темноте, чтобы запугать и сломить.

Леди Маргарет Саттон застыла на деревянном стуле с жесткой спинкой, вглядываясь в темноту. Она не имела ни малейшего понятия о том, как долго там просидела и рассвело ли уже. Судя по всему, в комнате не было окон, иначе, даже будь они занавешены плотными шторами, сквозь них просочился бы хоть лучик света.

За ней пришли посреди ночи. Двое мужчин. Все, что они сказали – по-английски, – было: «Соблаговолите пройти с нами».

Но недаром она получила аристократическое воспитание.

– В каком смысле? Почему это я должна с вами идти? И не подумаю! Сейчас глубокая ночь, и вы меня разбудили.

Тогда один из них проговорил:

– Вы пойдете с нами сейчас же, фройляйн. У вас есть одна минута, чтобы одеться. – И с отвращением скользнул взглядом по ее кружевному пеньюару.

На слове «фройляйн» она все поняла. Немцы в штатском. Это могло означать только одно – гестапо. А гестапо не сопротивляются. Тем не менее она не собиралась показывать им, насколько напугана. Благородное английское происхождение оставалось ее единственным козырем. Немцы с почтением относились к английской аристократии; свою они упразднили.

– Все это в высшей степени странно, – заметила она, подражая тону королевы Виктории в минуту праведного возмущения. – Кто вас прислал? Затрудняюсь представить, что вам может быть от меня нужно!

– Мы всего лишь выполняем приказ, фройляйн, – ответил один из них. – Скоро узнаете, кто желает с вами побеседовать.

– Я вам не фройляйн, – огрызнулась она. – Я леди Маргарет Саттон, дочь лорда Вестерхэма.

– Мы отлично знаем, кто вы такая. – Лицо мужчины оставалось безучастным. – У вас ровно одна минута, леди Маргарет, или мы будем вынуждены увезти вас в ночном белье.

Она убежала обратно в спальню, лихорадочно соображая. Что же взять с собой? Пистолет, который дал ей Гастон? Нет, вся надежда на то, что удастся сыграть оскорбленную невинность. Да я и правда ни в чем не виновата, напомнила она себе. Я ничего не знаю, и мне нечего им рассказать.

Успокоив себя таким образом, она схватила черный костюм от дома моделей мадам Арманд, к нему белую блузку и нитку жемчуга. Нельзя допустить, чтобы эти мерзавцы догадались, что она их боится. Внезапно ее пронзила мысль: а вдруг Гастон вернется на квартиру и не найдет ее здесь? Как бы дать ему знать, где она находится?

– Леди Маргарет? – послышался голос за дверью.

– Сейчас, я причесываюсь, – крикнула она. – Мне брать зубную щетку? Или я тут же вернусь домой?

– Подозреваю, что это зависит от вас, – ответил голос.

Проводя помадой по губам, она заметила на туалетном столике визитную карточку мадам Арманд. Написав помадой на обороте «ПОЗВОНИ ЕЙ», она положила визитку обратно. Гастон сообразителен, а уж Жижи Арманд знает всех в Париже. Она сумеет разыскать пропавшую англичанку. Если я к тому времени еще буду жива, подумала Марго.

Там, куда ее поместили, было холодно, темно и сыро. Вскоре она почувствовала непреодолимую потребность сходить по малой нужде, но заставила себя сдержаться. Поговаривали, что члены королевских семейств приучали свои организмы справляться без уборных по целым дням во время заграничных туров. Где-то вдалеке кто-то крикнул – обращался ли он к кому-то или вопил от боли? Трудно было разобрать, откуда доносится звук – снаружи здания или изнутри. Она напряглась, услышав приближавшиеся шаги – тяжелый топот сапог. Некто подошел совсем близко, затем прошел мимо, и она вздохнула с облегчением, когда стук затих вдали. Марго обратилась мыслями к другим вещам. Фарли летом. Теннис на лужайке. Клубника со сливками. Па, красный от жары, в своей нелепой белой шляпе с опущенными полями. Ма, как всегда спокойная и невозмутимая, что бы ни творили ее дети. «Фарли, – прошептала она. – Я хочу домой».

Дверь открылась, впустив луч света из коридора. Она вскочила. В камеру вошел высокий мужчина в форме немецкого офицера. Щелкнул выключатель, зажглась лампочка, и Марго прищурилась. Впервые получив возможность оглядеться, она увидела, что находится в безликой комнате размером примерно десять футов на восемь. В углу оказалось ведро, которым можно было бы воспользоваться, знай она о его существовании. Офицер подтянул к себе второй стул и уселся напротив нее.