Сауляк взял протянутый генералом список и быстро просмотрелего. Там были не только фамилии, адреса и телефоны, но и краткие характеристикирода занятий, а также сведения о семейном положении.

– У вас есть пожелания, с кого я должен начать, или я могурешать по своему усмотрению? – спросил Павел.

– На ваше усмотрение. Для меня это не имеет значения.Сколько денег вам нужно на первое время?

– Не знаю, я отстал от масштаба цен. Дайте мне тысячудолларов, я посмотрю, на сколько мне хватит этих денег, а там видно будет. Илия прошу слишком много?

– Нет-нет, – торопливо ответил генерал, вытаскиваябумажник, – это совсем не много. Впрочем, вы сами увидите.

За те три дня, что Павел отсиживался у него на даче, генералМинаев подписал у него все необходимые бумаги и через подставных лиц продал машинуСауляка, которая все эти два года спокойно стояла в его охраняемом гараже.Добавив несколько тысяч долларов, он приобрел для Павла новую машину, котораяболее соответствовала бы образу человека, побывавшего «замужем» за границей иимеющего возможность не работать. Что и говорить, прежняя машина Сауляка былакуда лучше, за ее невзрачным, даже порой вызывающим сочувствие внешним видомкрылась невероятная мощь и выносливость, ибо нутро ее было все полностьюпеределано и переоснащено с помощью хороших специалистов. Разумеется, этидостоинства автомобиля были учтены при продаже, потому и цена за него быладостаточно высокой. Теперь вместо сверхскоростных и сверхпроходимых «Жигулей» уПавла был черный «Сааб», но за два минувших года количество иномарок на столичныхулицах увеличилось столь многократно, что степень незаметности и даженевзрачности нового автомобиля была вполне сравнима с незаметностью иневзрачностью старого.

Павел уехал в Москву. Минаев проводил его до калитки, долгостоял неподвижно, глядя ему вслед, пока тонкая и прямая, как натянутая струна,фигура его не скрылась за поворотом дороги, ведущей к железнодорожнойплатформе. Потом Антон Андреевич медленно вернулся в дом, запер изнутри дверь ипринялся готовить себе ужин. Он знал, что теперь по меньшей мере неделю емупридется преодолевать приступы внезапной раздражительности и злости, и лучшевсего в этот период поменьше общаться с людьми, которых не хотел бы обижать.Так бывало всегда, когда операция от этапа длительной предварительной проработкии тщательных приготовлений переходила к этапу реализации. На этапе подготовкиеще можно было что-то переиграть, переосмыслить, перекомбинировать. Еще можнобыло отказаться от одной цели и вместо нее поставить другую, можно былоотказаться от одних исполнителей и задействовать других. Можно было оттянутьначало операции, если почувствуешь, что не все готовы, что где-то не всестыкуется так, как надо. Пока не наступал этап реализации, еще все можно былопоправить. Как только начиналась реализация, у генерала появлялось чувство, чтоон полностью утрачивает контроль над ситуацией. Люди начинали действовать всоответствии с предписаниями, подключались давно приведенные в готовностьмеханизмы, схема начинала работать и раскручиваться, и в любой момент могло произойтичто-нибудь неожиданное, грозящее крупными неприятностями и даже катастрофой.Можно построить самый совершенный аппарат, но когда его запустишь, топонимаешь, что повлиять на погоду ты не можешь и при определенных погодныхусловиях твой механизм пойдет вразнос. Как бы тщательно ни готовилась операция,все равно всех случайностей не предусмотришь. От невозможности повлиять на этислучайности и на их последствия и возникало у генерала Минаева отвратительноечувство неуверенности в себе и утраты контроля. Оно мешало ему спать, лишалоаппетита и отравляло жизнь. Потом, спустя примерно неделю, это проходило.

* * *

Начало февраля радовало ясной погодой, правда, умеренноморозной, но зато солнечной и безветренной. Однако Евгения Шабанова солнечнаяпогода раздражала. В его рабочем кабинете компьютер был установлен такимобразом, что в солнечные дни становилось невозможно работать: экран отсвечивал.Он много раз прикидывал, как бы переставить мебель в кабинете, чтобы компьютерстоял более удобно, но так ничего и не смог придумать. Комната была длинной иузкой, и если повернуть стол, то он занимал практически всю ширину кабинета, аего владельцу пришлось бы сидеть спиной к двери. Шабанов не считал себяособенно нервным, но наличие двери за спиной его раздражало и мешало нормальноработать.

Ровно неделя оставалась до 15 февраля – дня, когда Президентобещал приехать в свой родной город и там принародно объявить, будет ли онбаллотироваться на следующий срок. И задачей Евгения Шабанова было довести дополного совершенства текст президентского выступления. Впрочем, представление отом, какой должна быть речь, отличалось у Шабанова некоторой спецификой. Онкормился из рук президентского конкурента.

«Я много думал…» На этом месте Шабанов остановился. Оченьвыигрышное место, из него нужно выжать все, что возможно. Всем известна манераречи Президента – рубленые фразы с большими многозначительными паузами и полноеотсутствие мягких доверительных интонаций, которыми так славился первыйпрезидент СССР, умевший говорить без бумажки и глядя в глаза. Нынешнему этогоне дано, не умеет. И учиться не хочет. Стало быть, что? Правильно, побольшеинтимности в эту фразу добавить. «Я много думал, – застучал пальцами поклавиатуре Шабанов, – не спал ночами, спорил сам с собой…» Отлично! Шабановпредставил себе, как рослый широкоплечий Президент, возвышаясь на трибуне,будет произносить этот текст, глядя в бумажку, своим металлическим, лишеннымтеплых интонаций голосом. Трудно придумать что-нибудь более нелепое. На этойфразе выступающий потеряет пару очков, уж это точно.

В целом текст был уже готов и несколько раз отредактированразными советниками. Шабанов – последний, потому что он – имиджмейкерПрезидента. Он должен расставить акценты, паузы, одним словом, превратитьлитературный сценарий в режиссерский. Евгений еще раз пробежал глазами строки,дошел до слов: «с марта месяца проблем с заработной платой не будет», ипоставил пометку, означающую, что последнее слово надо произнести громко,четко, желательно по слогам. Задержки с выплатой зарплаты уже стали притчей воязыцех, даже дураку понятно, что с марта снять проблему невозможно. Какойумник, интересно, придумал вставить это невыполнимое обещание в текст речи? Нокак бы там ни было – вставил. Вот и пусть Президент погромче произнесет своюклятву. Март не за горами, и позор невыполненного обещания ляжет на негонесмываемым пятном. Вся страна услышит это «не бу-дет», попробуй потомотопрись.

Конечно, советнички у нынешнего Президента – один другогоумней. Заклятый враг так не навредит, как бестолковый советник. Шабанов даже неочень стыдился того, что на своем месте занимается исключительно тем, чтозаставляет Президента терять очки. Будь на его месте любой другой, дажебезусловно преданный лидеру человек, к тому же хороший профессионал, он вряд лисмог бы противостоять тому вреду, который приносят эти неизвестно откудавзявшиеся советники. Вот, к примеру, расписание первого дня пребывания в родномгороде Президента. На улице февраль, мороз, ветер, а ему напланировалинесколько встреч с населением и трудящимися, во время которых Президент долженбудет выступать не в помещении, а на улице. Кому такое в голову пришло? Ведьохрипнет, как пить дать. Или замерзнет и захочет погреться, как любой русскиймужик. Известное дело, чем в России греются испокон веку. Так что или выйдет натрибуну произносить ответственнейшую речь с больным горлом, или… Что так, чтоэдак – все одно нехорошо. То есть ему-то, Евгению Шабанову, как раз хорошо.Даже очень.