– Хайрус Орстер! Я проклинаю тебя за всё совершённое тобой! Я проклинаю тебя и весь твой поганый род до седьмого колена! Ты и твои потомки пусть умрут в страшных муках, проклиная тот день и час, когда ты совершил эти ужасные злодеяния! Пусть все беды и горести обрушатся на ваши головы! И только когда Незваный спасет Неведомого, твой род будет прощён. Будьте прокляты вы все, убийцы!

И она снова подняла руки в проклинающем жесте. Хайрус, с налитыми кровью глазами, крикнул: «Вот, получай, ведьма!», схватил висящий с боку седла арбалет и послал короткую толстую стрелу прямо в горло Тисаны, пригвоздив её к стволу дерева, у которого та стояла.

Притихшие и напуганные страшными проклятиями старухи всадники развернулись и, сопровождаемые скулящими собаками, медленно поехали назад к дому, оставив у опушки три истерзанных трупа. И долго ещё угасающие глаза проклявшей их старухи следили за ними.

– А маленькая девочка? Ты ничего не сказала о ней! Она тоже умерла?

– Нет, госпожа. Её нашли пришедшие ночью на страшное место шаваны и воспитали в лесу. Она стала ведуньей, умеющей исцелять и насылать недуг, воскрешать и сводить с ума, знающей язык птиц и зверей, силу трав и камней. Она прожила почти сто лет, передав все свои знания и великую силу своей внучке – Аюне.

– Так вот почему о ней говорят столь почтительным шепотом! Она и вправду такая сильная ведунья?

– Госпожа Мелеста, я сама никогда не бегала к ней за помощью – боюсь, но точно знаю, что жена Винта, красильщика с южного конца, доведённая до отчаянья ежедневными попойками мужа, сбегала в её избушку у кромки дальнего леса. Что ей дала Аюна, никто узнать у бабы так и не смог, но муженёк её с того дня стал шёлковый, и в рот не берёт даже квас. Вот они на радостях ещё одного мальца и заделали. Да многие могли бы про её помощь порассказать, но молчат – так она велит. А то не поможет.

– А что было дальше?

– Хайрус с друзьями той же ночью подожгли дом вейстора, а ланграксу Унарии сказали, что сами были свидетелями, как в дом попала молния. Только какие молнии в сентябре! Но разбираться никто не стал, да и других свидетелей этого злодейства так и не нашлось. Хайрус выкупил себе место вейстора, благо наследников у предыдущего не наблюдалось.

Он построил себе дом подальше от пепелища, завёл семью и стал править. Но дела шли неважно – неурожаи сменяли пожары, засухи чередовались с наводнениями. Каждую ночь его преследовали горящие глаза и проклинающая рука Тисаны, и только сильно напившись, он мог забыть о проклятии. Умер он в страшных муках, проклиная секача, разворотившего ему живот. Последними его словами были: «Уберите от меня эти глаза… они жгут… жгут меня насквозь!»

Его единственный переживший младенческий возраст сын, следующий вейстор Прилесья, был более удачливым правителем. При нём Гудвуд начал отстраиваться и богатеть, но принесённая с юга каким-то торговцем чёрная оспа за месяц оставила от его населения пятую часть, и людям, спасаясь от заразы, пришлось сжечь город.

Сам вейстор выжил, но похоронил всех детей, кроме среднего сына, всю жизнь носившего потом отметины на лице. Правда, вейстор ненадолго пережил свою семью. Годом позже он упал с лесов, куда поднялся проверить, как идёт строительство его нового дома. И целую неделю умирал со сломанной шеей, беззвучно шевеля губами – то ли молясь, то ли проклиная кого-то.

Дед нашего господина Хортона, Факус Орстер, прозванный народом Меченый, характером удался в своего деда – такой же злой, вспыльчивый и жестокий. Он и не собирался вникать в тонкости управления городом, доверив все дела главному смотрителю господского дома, а сам был занят только охотой да пьяными оргиями, чаще всего сочетая одно с другим. Это с его дурной головы и началась война с шаванами, лесными людьми, приносившими в город звериные шкуры и разные дары леса на продажу.

Однажды Факус со своими дружками устроил охоту на женщин и детей лесного народа, окружив их селение в чаще леса, когда все мужчины ушли за крупным зверем. Охота удалась. Пьяные охотники хвастались друг перед другом снятыми вместе с кожей волосами лесных женщин, и делились смачными подробностями недолгой битвы.

Шаваны отомстили страшно – спустя три ночи город запылал, подожжённый со всех концов, а из его жителей спаслись только те, кто спрятался в погребе или сумел ускакать за реку. Вейстор живьем сгорел в своём доме вместе с женой, двумя сыновьями – погодками и дочкой, прелестной девчушкой десяти лет, хохотушкой и проказницей. Чудом уцелел только старший сын, посланный накануне пожара с поручением к ланграксу Унарии.

Бедный народ Гудвуда, натерпевшись от своих правителей, очень надеялся, что это юноша пойдёт не в отца, а в деда, но природа и здесь сыграла злую шутку – папаша нашего господина, Крагус Орстер, был ещё тот кровопийца. Он не уступал своему отцу в жестокости и ярости, но при этом был рачительным и дальновидным хозяином.

Разными посулами он заманивал в Гудвуд мастеровых людей, торговцев и охотников. Вместе с торговцами в город проникла и новая религия, принесённая, как недавняя зараза, с далёкого Юга – поклонение Богам Истинным – Богу Света и Богу Тьмы. Не были забыты и Вечные Боги – Огня, Воды, Железа и Дерева, сплетясь с новыми в весьма причудливый узор.

Заново отстраивая сгоревший город, он заставил всех придерживаться строгой планировки. Все улицы сходились строго в центре, на торговой площади с самым высоким зданием в центре – новым домом новых Богов – пирамидой.

Чтобы избежать нападений шаванов, строящийся город был обнесён высокой стеной, на которой день и ночь дежурили стражники. Себе вейстор решил строить двухэтажный дом из камня, что было в диковинку в нашем лесном краю. Строительство требовало огромных затрат и продвигалось медленно, а на семью вейстора тем временем начали сыпаться новые несчастья.

Из пяти детей Крагуса Орстера двое последних родились мёртвыми. Старший сын в возрасте шести лет упал с моста в реку и утонул, разбив голову о камень. Дочь простыла и умерла, задыхаясь и хрипя посиневшими губами. Жена, кроткая бессловесная женщина, не сказавшая никому ни одного дурного слова, умерла в родах, рожая шестого ребенка, мальчика.

В итоге, из всей большой семьи у Крагуса остался только один сын – ваш свёкор, господин Хортон, тогда ещё мальчик пяти лет. И тут судьба вроде бы успокоилась. Беды прекратились, город начал расти и процветать – строились дома и мастерские, прибывало население. Да и война с шаванами потихоньку затихла – мы не ходили в их лес, они не приходили в наш город. Более того, некоторые охотники смогли уговорить Аюну помочь им договориться с шаванами и начали охотиться в лесу, оставляя для них часть добычи в условленном месте.

Несчастье случилось, когда его и не ждали. Крагус возвращался в Гудвуд из объезда по селениям Прилесья, когда его лошадь внезапно взвилась на дыбы и понесла, не слушаясь наездника. Крагус пытался остановить её, но лошадь сбросила всадника и, убегая, ударила его в лицо копытом с тяжёлой подковой.

Страшный удар размозжил ему челюсти, выбил левый глаз, и даже хлопотавший около хозяина двое суток Бракар ничего не мог сделать – Крагус умер в страшных мучениях, глядя уцелевшим глазом на залитое слезами лицо своего единственного сына.