– Несомненные. – Я понял, что окончательно вошел в круг мимолетного доверия и взялся за ручку двери, в надежде, что открывшаяся дверь погасит вспыхнувшую в глазах похотливую искру. Дверь меня не подвела, и я буквально ввалился в свой номер.

Немного разочарованная, но не потерявшая присутствия духа Мадлен, оглядела комнату и привычно прошлась по знакомому за долгие годы маршруту. Она прошлась по комнате с видом настоящей хозяйки, не глядя обходя углы и мягко переступая через провода стоящих светильников.

– Алекс, тут есть всё необходимое. Я живу в Эландие, это другой район Антверпена и бываю тут только с девяти утра до пяти вечера. – Она помедлила. – Если нет никаких дел.

Надеюсь, подумал я, сегодня у тебя никаких дел не будет. Проводить вечер с явно ненормальной хозяйкой странного отеля мне не хотелось.

– Размещайтесь. – Она засмеялась. – Вы хотите поесть? Завтрак и кофе я приготовлю через полчаса в моем кафе.

– Да, – мгновенно соврал я. – Если можно, я спущусь ровно через полчаса. Это был единственный способ отправить ее вниз, потому что я отчетливо представил, что последующие часы буду слушать истории о непростом детстве Мадлен и ее грехопадениях.

– Тогда пойду включу kof ezetapparaat, у меня много интересных историй про этот дом. – Она распорядилась моим свободным временем, желанием поспать и просто погулять по старому городу.

– Отлично, тогда через полчаса внизу.

День был испорчен, и с этим надо было смириться.

Закрыв за Мадлен дверь, я оглядел комнату, пытаясь понять хоть что-нибудь о хозяйке и уровне безумия предстоящих рассказов.

Большая светлая комната была разделена диваном песочного цвета, на котором в аккуратном и педантично организованном беспорядке были разбросаны подушки всех цветов. При этом они не просто диссонировали с общей цветовой гаммой комнаты, но даже некоторым образом ее дополняли. У такого ужасного цветового безумия был явный стиль. Правда, скорее всего, непонятный большинству гостей. Массивный журнальный стол напоминал верстак. В целом комната была одновременно и пустой и, в то же время, наполненной невероятным количеством странного вида предметов, которые составляли вместе строгий и выверенный до мелочей ансамбль. Мадлен явно понимала толк в оформлении интерьеров, что, однако, не помогало ей в оформлении личного гардероба. Намеренно разбросав немногочисленные вещи по комнате и выразив тем самым протест предстоящему времяпрепровождению, я прислушался. Запах кофе и милая голландская песенка, которую намурлыкивала внизу Мадлен, немного примирили меня с будущим и, решив считать предстоящий завтрак интересным приключением, я стал спускаться вниз. Милая песенка с каждым шагом все больше стала напоминать боевой марш голландских дальнобойщиков. Как вообще можно было назвать голландскую песню милой? Так думал я, пытаясь замедлить шаги и повернуть вспять.

– Алекс! – не дав мне принять позорное решение, позвала Мадлен. – Вы любите настоящие вафли?

– Вафли? О да, конечно. Я вообще приехал в Антверпен именно за ними – я не соврал, потому что главной причиной моего бельгийского блицкрига были как раз вафли. Точнее секрет их приготовления. Так или иначе, почти двадцать лет я тешил себя надеждой открыть в Санкт-Петербурге кафе с настоящими бельгийскими вафлями. В городе открывались подобные заведения. Открывались, разорялись и закрывались, оставляя нишу свободной для меня. Я и сам пытался сделать это не раз, но не зная секрета приготовления самых настоящих бельгийских вафель, все мои попытки оказывались безуспешными. В конце концов, может быть сейчас, благодаря Мадлен я и решу эту загадку десятилетия?

– Тогда сейчас я попрошу принести нам парочку великолепных образцов! Вы же знаете, что правильные вафли родом из Льежа? Только там вам сделают их по правильному рецепту.

– Может быть, вы и секрет мне раскроете?

– Может быть, – голос Мадлен приобрел опасные нотки шантажа, – сначала завтрак и первый кофе, а потом Гретта принесет нам вафли. Я уже позвонила ей, потому что от ее вафель не отказывается даже принцесса Елизавета. Вы счастливый человек: Гретта из Льежа.

Ну, в конце концов, если мне удастся заполучить рецепт правильного теста, провальной поездку назвать будет сложно. Я думаю, что, если бы мне заранее предложили поговорить с сумасшедшей бельгийкой и получить взамен рецепт, я считал бы себя счастливчиком. Так что во всем можно отыскать плюсы.

Воодушевленный результатом переговоров, я уселся за старинный стол, стоявший прямо в центре зала. И хотя само кафе было крохотным по площади, столь массивный стол визуально расширял пространство и казалось, что кафе вмещает гораздо больше мест, чем было на самом деле. Общее убранство выдавало авторство Мадлен: расставленные повсюду казавшиеся совершенно неуместными предметы составляли какую-то удивительную гармонию и создавали впечатление, что приобретались они именно для этого места.

Мадлен завершила бравурный марш каким-то нечленораздельным хрипом и громко поставила передо мной бело-голубую тарелку с нарезанной ветчиной, сыром, странным оранжевым маслом и помидорами. Следом передо мной приземлилась корзина с ароматным хлебом и казавшийся серебряным кофейник. Я был уверен, что кофеварка в кафе сможет приготовить нормальный эспрессо, но Мадлен думала иначе. Она со снайперской точностью чемпиона по кёрлингу запускала к моему краю стола всё новые и новые тарелки с джемами, круассанами, сахарницу и чашку. Справившись с этой произвольной программой на отлично, она села напротив и уверенно разлила кофе в две чашки. «Завтракать будем вместе», – с грустью отметил я и начал вяло составлять себе сэндвич.

– Я забыла сказать, что после пяти вечера вход через соседнюю дверь. Ключ от бара только у меня. Заходить в него нельзя. – Мадлен достала магнитный ключ и вдруг застыла, глядя на небольшой ключ, висящий на одном кольце с магнитным. Такие ключи обычно закрывают маленькие хорошие замки, сейфы и потайные двери в фильмах.

– Да, конечно, я так и понял.

– В бар я никого не пускаю. Он больше не работает. Только завтрак и всё.

– Жаль, хороший бар, наверное, гости отеля жалуются на шум? – Решение закрыть бар было, на мой взгляд, спорным, но я мысленно зауважал Мадлен за ее пренебрежение к деньгам, получаемым любой ценой.

– Жалуются? – Мадлен отдернула руку от чашки, словно обжегшись. – Да мне всё равно, шумно им или нет!

Да, в бескорыстность Мадлен я поверил преждевременно, что же, тем интереснее.

Внезапно хозяйка прямо на моих глазах преобразилась: она обмякла в кресле, глаза мгновенно заблестели совсем не хищным блеском, а в голосе пропала, казавшаяся вечной, озорная нотка.

– Раньше этот бар был очень популярным на Бергстраат. Тут работал мой дед и отец. Вы видите этот барельеф? – Она чуть не упала, пытаясь показать мне полустертый образ какого-то священника. – Это святой Георгий – подарок Фердинанда Роденбаха моему прадеду! Мы первыми в Антверпене стали торговать «Роденбахом гранд Крю»!