у Иисуса — «дар Божий», более того, они пытались внушить своей пастве, что сами обладают даром благовестия и что пастырство невозможно без божественной благодати (I Тим. 1:14, 4:14), но мне трудно себе представить, что Иисус передал свой дар всем своим ученикам — не по этой ли причине следы большинства его учеников теряются сразу после его смерти?..

Апостолы многого не понимали в учении Иисуса, потому что оно на века опережало свое время и, кроме того, у него был дар ясновидения: он знал то, чего не могли знать простые люди. Ученики считали, что с приходом Христа (Мессии) вера укрепится, римляне будут разгромлены, а Иерусалимский храм станет еще более величественным. Но Христос сказал им, указывая на Иерусалимский храм: «Придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего» (Лк. 19,43–44). Все это действительно исполнилось в дни Иудейской войны в 70 году.

Христос не оставил письменного учения, потому что учением была вся его жизнь. Учением было его рождение в тихую вифлеемскую ночь, его жизнь в нищете и любви к людям, его странствия по дорогам Галилеи, его трогательные беседы и исцеления бедных, его мученичество и любовь вопреки всему злу жизни. Об этом и следует помнить каждому, читающему Новый Завет.

Иисус не оставил ни строки письменной речи, страшась канонизации, обоготворения буквы, логоса, слова. Даже Священное Писание не было им заповедано. Вы не найдете в Священном Писании слов: «Идите и напишите!» Вместо этого иные слова: «Идите и научите», покажите своим примером. Ну и каков пример?..

«И чтобы не было у вас, как у язычников, где цари господствуют над народами, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий — как служащий, у вас пусть каждый будет слуга», — кто из высших сановников церкви может сказать, что следует этой заповеди Иисуса? Многие высказывания Матфея, Луки и Иоанна, приписанные им Учителю, я интерпретирую только как непонимание идей Иисуса — особенно это касается текстов, связанных с обожествлением Учителя или необходимостью поклонения ему…

Человеческое сознание авторов евангелий вполне могло исказить и омрачить идеи, снизить идеал Христа и приписать Ему слова, которые он вряд ли мог произнести. В словах, приписываемых Иисусу, истинно всё, что соответствует духу любви, и ошибочно всё, что проникнуто местью и угрозами. Ведь несколько коротких фраз об огне и мече, якобы сказанных Иисусом Христом, заставили великого английского философа и сторонника ненасилия Бертрана Рассела отказаться от христианства.

Хотя Иисус Христос, страшась обожествления Слова, всегда противился записи учения, нынешние апологеты-фальсификаторы приписывают ему не только инициативу Нового Завета, но и борьбу с еретичеством: «Но как Господь предвидел, что впоследствии возникнут ереси, и наши нравы испортятся: то Он благоволил, чтоб написаны были Евангелия, дабы мы, научаясь из них истине, не увлеклись еретической ложью, и чтоб наши нравы не испортились совершенно»[46].

Я не люблю заповедей и заветов, потому что, когда мы облекаем моральные нормы в слова, то часто получаются косные штампы. Именно по этой причине Великие Учителя человечества запрещали ученикам записывать их мысли, зная, что мистериальное или мистическое переживается, а не пишется. Ограниченная природа слов не позволяет выразить ими глубинное прозрение или божественное откровение.

Даже заповеди Моисея опошлены словами — я уж не говорю — многовековой аморальной практикой церкви. Откровение невыразимо, а о невыразимом нельзя говорить, но следует молчать. Проблемы иудаизма и христианства как церкви начинаются с неправильного понимания слов, потому что любая духовная практика требует молчания разума. Иисус учил не заповедями, а духовными упражнениями, и не его вина, что нерадивые ученики поняли это на свой примитивный лад. В каком-то смысле христианство пошло по «легкому пути» — подменило духовидение словоизвержением. Но как нельзя заменить образ жизни правилами или поведение описанием, так нельзя заменить глубокую мораль заповедями морали. Когда этим живут, то об этом нет надобности разглагольствовать.

Учение. Я уже говорил о вполне естественном запрете Иисуса записывать учение: живое слово, вдохновенная, экстатическая, метафорическая, символическая речь при записи неизменно превращается в мертвые заповеди, сухие заветы, безжизненные догматы.

Представьте себе, что вам в преклонном возрасте необходимо зафиксировать на бумаге блестящую, экстатическую речь, которую вы услышали в юности или, хуже того, переданную вам во втором-третьем поколении. Что из этого выйдет? Я уже не говорю о передаче обстановки, внешних атрибутов, духовной атмосферы. Надо побывать в Церкви блаженства на горе Заповеди блаженства, своими глазами увидеть холм над Галилейским морем, где, по преданию, Иисус произносил Нагорную проповедь, дабы осознать сокровенную связь между словом и обстановкой, духом и природой…

Ко всему этому следует добавить огромную разницу между содержанием и пониманием — уровнями старого сознания учеников и нового сознания Иисуса, а также малую толику идей Иисуса, дошедшую до нас в неискаженном виде. Как говорил евангелист Иоанн, если бы все сказанное Иисусом Христом «описать подробно, то, думаю, и самому миру не вместить написанных книг» (Ин. 21:25).

Но даже при всех этих осложняющих обстоятельствах, даже с учетом того, что евангелия доносят до нас не столько живое слово Иисуса Христа, сколько его не всегда адекватные интерпретации, можно только бесконечно удивляться тому огромному энергетическому заряду, который в них содержится и который около двух тысячелетий подпитывает христианство.

Даже дошедшая до нас скелетная и выхолощенная форма сохранившихся заповедей, даже тысячелетние искажения, даже жесткая редакторская «правка» Нового Завета «отцами церкви», даже церковная адаптация идей Иисуса Христа не помешали тому, чтобы проникнуться его духом, осознать величие человека, два тысячелетия тому назад проповедующего о любви и прощении, ощущающего Бога в недрах собственного сознания, чувствующего себя Сыном Божиим, исцеляющего больных, наставляющего на путь, истину и жизнь.

Мир, в котором он жил, был грубым миром насилия, ненависти, жестокости и коварства. И величие Иисуса Христа состояло именно в том, что «возлюбить ближнего как самого себя» можно даже в таком инфернальном мире. Иисус подавал пример нового сознания не в наши либеральные и демократические времена, но в эпоху жутких тибериев и калигул, вопреки реалиям которых грядет Царство Божие на земле, возможное именно благодаря присутствию Иисуса и наследников его идей, других Сыновей и Дочерей Божиих.

Я понимаю все трудности реконструкции подлинной проповеди Иисуса Христа и руководствуюсь не столько документами, сколько интуицией. Главный мой мотив — только колоссальная духовная иррадиация