Всегда ли романы прекрасной дочери Гиени завершались тем, на что намекали хронисты, а впоследствии и романисты, или же отношения её с мужчинами чаще оставались в большей мере платоническими, такими, какими часто рисовали авторы средневековых баллад и романов любовь благородной дамы и храброго рыцаря? Сказать трудно — столько веков прошло. Известно, бывало с людьми в ту, как, впрочем, и в любую другую пору, всякое: и возвышенные чувства, воспетые поэтами, и жаркая, но не жалуемая ни певцами-романтиками, ни церковью страсть, находившая своё удовлетворение в конюшне под лошадиное ржание.

Доподлинно известно лишь то, что Алиенора влюблялась и, вполне возможно, ей случалось оказываться в постели с мужчинами, от которых, по здравом размышлении, следовало бы держаться подальше не только благородной даме, но и вообще любой женщине. Однако молва, рождавшаяся в недрах её окружения, так исказила истинное положение вещей, что уже и при жизни королевы двух королей, бабушки Европы, становилось решительно невозможно понять, где истина, а где вымысел злобных проходимцев и досужая болтовня кумушек.

Наш хронист, который в то время ещё не родился, не даёт точного ответа на этот вопрос, он, как и большинство писателей-современников, повторяет то, что слышал. К чести его, заметим лишь, что и сам он, стремясь сделать своё повествование как можно более правдивым, не скрывает, что порой ссылается на слухи.

Так или иначе, Алиенора и Раймунд безоглядно наслаждались обществом друг друга, совершенно не задумываясь о том, как уже в ближайшее время повернётся их судьба, какую цену придётся заплатить одному из них за свою любовь. Другой же то, что случилось в дальнейшем, поможет разобраться в собственной жизни и, сделав решительный шаг, изменить её.

Неизвестно только, к лучшему ли?

Этого никто не знает и не сможет узнать никогда. Как нельзя ответить с точностью, что лучше: умереть молодым, с оружием в руке сражаясь с врагами, или скончаться в старости, окружённым сонмом родственников, возможно даже и искренне оплакивающих кончину своего отца, дяди, деда.

Впрочем, существовало и ещё одно обстоятельство: Алиенора не желала никуда ехать из Антиохии, потому что ей смертельно надоел поход. Раймунд же, кроме того, что не хотел, чтобы она покидала его, стремился также как можно на более долгое время задержать в своём княжестве венценосного супруга своей племянницы и особенно рыцарей, которых тот привёл с собой.

С первых дней Раймунд начал вести агитацию среди пожаловавшего к его гостеприимному двору западного рыцарства. Он даже совершил с некоторыми из них, особенно охочими до драки, набег в ближайшие области столицы Нур ед-Дина, чтобы возможные будущие соратники сами убедились в том, сколь громадную добычу смогут они захватить, если примут его предложение и останутся в Антиохии.

К тому же, Алеппо — рядом, можно сказать, рукой подать, и двадцати лье не наберётся, не то, что до Дамаска, путь до которого раза в четыре длиннее. Идти на Дамаск Луи склоняла всё та же Мелисанда и тёзка её покойного мужа, ставленник королевы, крепко державшей в руках узы духовного правления в Святом Городе, патриарх Фульке Ангулемский, назначенный на эту должность после смерти Гвильома Мессинского всего за год до прибытия крестоносцев в Левант.

Были и другие предложения.

Жослен Второй Эдесский[28], потерявший столицу своего графства, надеялся, что король поможет ему отвоевать её у турок. Разве не весть о её падении подняла западное рыцарство на новый поход против язычников? Раймунд Второй Триполисский искал поддержки для возвращения важного стратегического пункта Монферрана, с такой неосмотрительной поспешностью обменянный одиннадцать лет назад королём Фульке на свою свободу.

Король Франции колебался, что день ото дня всё сильнее раздражало Раймунда Антиохийского. Теперь, когда патриарх Иерусалимский заявился в город собственной персоной, князь, уже знавший, какую песню запоёт добрый друг венценосной вдовы, благочестивой королевы Мелисанды, сказавшись больным, поручил возглавлять церемонию встречи своему патриарху и недавно оправившейся от родов княгине. Мало того, что Фульке просто бесил Раймунда, князь вдвойне злился от того, что не может отказать в приёме человеку, который прибыл затем, чтобы нарушить наметившиеся уже хрупкие договорённости с нерешительным Людовиком.

Алиенору святоши всегда как минимум утомляли. Причину своего отношения к служителям Божьим она видела в том, что зачастую священниками становились недальновидные люди, лишённые элементарной фантазии, способные только, заучив тексты священных книг, повторять написанное там к месту и не к месту. Неудивительно поэтому, что королева, к тому же ещё и прекрасно осведомленная о настроении Раймунда, так же уклонилась от церемонии, решив, что потратит время с большей пользой, если проведёт его в беседах с дядей, который, она прекрасно видела это, более всего на свете нуждался в её утешении.

Они уединились в саду, наслаждаясь беседой и вдыхая свежие ароматы цветения пышного сирийского апреля.

— Вы так напряжены, мой друг, — с лёгкой укоризной проговорила Алиенора, склонившая прекрасную головку на могучую грудь Раймунда, который нервничал, возможно уже ругая себя за то, что не пошёл встречать патриарха. С монсеньором Фульке всё равно придётся говорить, улыбаться, получать от него благословения. Не встретиться с ним означало бы бросить открытый вызов церкви. — Не стоит изводить себя. Вы поступили правильно, дав почувствовать этому выскочке своё отношение к нему. Всё равно вы не сможете скрыть того, что думаете, хотя бы уж потому, что ваши интересы и интересы... — она замялась и, решив обойтись без имён, продолжала: — Интересы королевства Иерусалимского входят в противоречие с вашими.

Как ни старалась Алиенора облекать свои мысли в наиболее обтекаемую форму, Раймунд прекрасно понял, что она хотела сказать, чьё имя так старательно избегала произносить.

— Да не королевства, не королевства, милая Нора, — воскликнул он с горечью. — Не королевства, а королевы. А это, увы, не одно и то же. Бальдуэну нет ещё и восемнадцати. Дай ему Господь вырасти добрым правителем и поскорее избавиться от дурного влияния матушки.

— Боюсь, — вздохнула Алиеонора, — боюсь, если ему даже и удастся избавиться от её влияния в светских делах, в духовных вопросах она сохранит приоритет принятия решений. А этого никак нельзя сбрасывать со счетов, как нельзя не признать, что она тщательно отбирает сановников. Они не перестают слушаться её сразу же после того, как получают назначение. Думается мне, есть у неё своя уздечка для каждого из них. Она не глупая женщина...

Чтобы там ни говорили про Алиеонору Аквитанскую, каких бы небылиц ни плели про её детские «приключения» с конюхами в стойлах, в наблюдательности французской королеве не отказывали даже самые лютые