– Она чудесная.

– Да. И очень похожа на бабушку Айрин, правда?

– Очень! – несмотря на что-то явно непоправимое, случившееся после взрыва в спине, я даже улыбнулась.

– И на тебя похожа... Не отпускай её подольше ради порядка в собственной голове, – посоветовал Эндрю. – Она рвётся сюда, но здесь от неё ничего не уйдёт и всё успеется.

О!.. Я что-то начинаю понимать про вечную жизнь, и это что-то мне пока нравится! Эйо, Зора, папочка. Действительно, замечательная компания... Да здесь вовсе не пусто!

Папа громко и задорно рассмеялся.

– Это тоже успеется. Но точно не сейчас, лиса-Алиса. Тебе ещё жить и жить по ту сторону грани! И мы пришли.

Я вгляделась в световой морок, который впереди явно редел. Поковыляла в сторону зеленеющего просвета, по-прежнему опираясь о папу, и увидела... нашу с ним любимую поляну для пикников на реке Уай, на границе Уэльса!

Только вот... возле мостика, который мы столько раз рисовали, высился здоровенный и необъятный дуб. Которого быть не должно.

– Это место может выглядеть как угодно. Как захочешь.

– И я, получается, могу видеть то, что захотел ты?

– Да, иначе мы все обитали бы здесь в одиночестве в компании Сущих. Это было бы печально и скучно.

– Папа, мне всё меньше хочется выздоравливать и уходить! – хмыкнула я, как всегда легко заразившись его весельем и лёгкостью.

– Глупости, это подождёт, – возразил отец. – Хоть вечность. Но речь не о вечности, а о миге по сравнению с ней – человеческой жизни. Которая во многом определит здешнюю. Поэтому живи хорошо, умом и сердцем!

Я опустила голову на папино плечо, отдыхая, и ещё раз посмотрела на незнакомый дуб в таком привычном месте. Под ним появилась красивая женщина в простом белоснежном платье. Совершенно реальная.

Мелькнула мысль, что и отца теперь видно. Можно заглянуть в любимые глаза, улыбнуться!

Я оторвалась от него и снова опешила: папа вовсе не был таким реальным, как женщина под деревом. Он был… почти реальным и даже немножко цветным, но словно состоящим из очень плотного, густого света, вроде ауры Древа. Был… голограммой что ли!

– Это потому, что я был оторван от Древа при жизни. Немира тоже выглядит так, но может стать немного привычнее для человека. Я не могу, – объяснил Эндрю. – Элис! Маме желательно этого избежать. Таким, как мы не очень правильно умирать телесно, оторванными от Древа. Надо приходить сюда от грани жизни.

– Я должна привезти Айрин в Россию и всё ей рассказать?

– Обсудим это позже, когда тебе не будет больно. Иди к Немире!

Женщина под дубом протянула ко мне руки. А пока я шла, она устроилась на траве у дерева и прислонилась к стволу. Молодая. А папа такой, каким умер. Значит, она умерла совсем юной?

– Ушла. Я расскажу потом, если захочешь, но теперь это совершенно не важно, – прозвенел изумительной красоты голос совсем рядом: ближе, чем должен на таком расстоянии.

И с этим голосом и внешностью она была целительницей, а не оперной примой?! Отцовский-то голос тоже такой, как при жизни!

– В те времена даже слова такого не знали. Но я много раз бывала в опере уже здесь, в Безмирье.

Здесь?! В опере?..

Постепенно я всё больше убеждалась, что вовсе не хочу отсюда уходить! Чего я там забыла-то тогда, в жизни?! Чего нет здесь, в вечности?

– Живущих близких, – подсказал чудесный голос. – Новых чувств и отношений.

Точно…

Я на миг замерла и сглотнула.

Живущих. Близких, да пусть и далёких! Айрин. Хотя её-то, к сожалению, ненадолго из-за возраста. Зато я теперь спокойно отпущу её. Она для меня не умрёт, а уйдёт сюда. И её отпущу, и Зору... Как здорово!

Но и в целом про жизнь теперь стало яснее.

Вообще всей семьи будет не хватать, даже всех тётушек и кузенов.  И друзей, университетских учителей, оставшихся наставниками в профессии. Приятелей по работе. 

Ох, а ещё – Тины, виртуальной подруги из Сети, с которой мы друг другу изливали душу уже годами, поначалу пользуясь тем, что лично не знакомы и отсутствием в этой связи зажимов, секретов и масок. А потом уже по сформировавшейся почти наркотической привычке. Как же я без Тины?!

Хотя, последний пример как раз мимо. Я вдруг поняла, что давно не писала Тине, потому что в моей голове весь последний месяц когда угодно копался Эйо. А теперь к нему добавится весь мой род... Уже очевидно, что я скоро приду сюда ещё раз: будет тянуть.

Нет, не мимо! Надо рассказать подруге про Дрея! Ведь именно из-за Эйо я и думать-то про него толком не решаюсь...

Дрей! Я остановилась возле Немиры и вздохнула.

Пора было признаться себе в том, что он вот точно держит меня в жизни. И скрывать это здесь на самом деле бесполезно, даже если Эйо не ушёл и слышит. Всё равно они узнают. И пусть... Кажется, в обмен на свои прозрачные для них мысли я немало обрету в Безмирье.

Но подробно, пожалуйста, не надо! Не лезьте пока что в мою голову за этим, дайте разобраться самой!

Дрей… Я почувствовала, что теперь точно сделала свой выбор. И будь что будет.

– Правильный выбор! Иди ко мне, я знаю много песен, – прозвучало в ответ.

Я лежала на траве, пристроив голову на колени Немиры, а она просто пела, перебирая мои волосы, но часто останавливалась, потому что с каждой волной облегчения меня клонило в сон. Её голос тогда становился стальным и резал слух строгим:

– Нельзя живущим спать под Древом! Проспишь годы, а тебя ждут!

В конце концов, когда боль покинула меня совсем, Немира кивнула на светильник и перевела взгляд на отца, то ли снова, то ли по-прежнему стоявшего на границе светового тумана.

Говорить со мной прародительница отказалась, и даже поблагодарить толком не дала. Замотала головой и оборвала мысли:

– Приходи, когда захочешь. А сейчас не теряй времени: Адрекс Валь сторожит тебя за Сенью. Он устал и волнуется.

Идти от слабости стало даже сложнее, чем раньше...

Папа отправился навстречу, но и опираться на него теперь получалось плохо – мышцы не слушались и ощущались каким-то бесформенным желе. Так что обратно мы тащились совсем медленно и успели немного поговорить.

– Я могу прийти к вам сюда, когда угодно? Или должна спрашивать у Эйо, когда можно?

– В любое время, лиса-Алиса, – отозвался папа и ласково потрепал мою руку. Стало так жаль, что его снова не видно...

– И никогда не отвлеку? – вздохнула я. – Чем ты обычно здесь занимаешься? Ты можешь писать картины? Тебе здесь вообще… как? Не плохо?