Я разлепила глаза и увидела перед собой его лицо. Расплывающееся, но всё равно невозможно красивое. Затем снова закрыла, чтобы потратить остаток сил на другое – потянуться вперёд губами. Дрей тихо рыкнул и впился в них поцелуем.

Вместо бабочек внутри... я просто почувствовала, как боль уходит из каждой моей клеточки. Вот видимо и всё. Так резко отпустило... значит умираю.

Но я не умерла, даже смогла ответить на поцелуй и дотянуться дрожащими пальцами до его шеи.

Становилось всё легче, боль из невообразимого целого распадалась на мощные, но отдельные очаги. Голова, живот, рёбра, поясница… ещё голова, в другом месте. И да, попа – тоже.  Действительно, отбивная.

Дрей отстранился, не выпуская меня из объятий.

– Элис, ты в больнице!

– Я уже знаю.

– Нужно уходить, ты здесь не выживешь!

– Мне сейчас стало легче. После… ну после…

– Так и должно быть, это я и Нить. Но этого надолго не хватит, травмы серьёзные. Сейчас потерпи немного, пока я приведу врача и свидетеля, а ты подпишешь отказ от госпитализации.

– Врача – это Палыча? – прошептала я и сосредоточилась. – Ему надо дать сколько-то денег. Не знаю сколько, узнай ты. И надо не уезжать, а требовать какую-то операцию. Меня вроде как пора прооперировать, но Палыч – скотина.

– Ревизию почек, я узнал. Нет, Элис, никакого Палыча, – он провёл по моей щеке ладонью и снова коротко поцеловал. – Пусть скажет спасибо, что я его не убил! Мы едем к Эйо. По пути я помогу держаться, а дальше Сущий.

– Ооо!..

Эйо – это звучит обнадёживающее... Куда лучше Палыча!

Я откинулась на подушку и согласно кивнула. И ещё раз кивнула, на всякий случай. А то вдруг он не понял, что я хочу к Эйо!.. Говорить я уже не могла, боль отвоёвывала свои позиции.

Спустя какое-то время сквозь неё в голову врезались вопли:

– Какой отказ, вы рехнулись, молодой человек?! Её оперировать надо! Она еле живая на поддерживающей терапии, пока вы где-то шляетесь! Там может и гематома, плохо визуализируется. Но на срочную-то однозначных показаний нет, я никак такое не могу! А не хотите ждать и бояться – людей отблагодарить надо будет за внеплановую операцию, понимайте!

Прохладные руки потихоньку подтянули меня в сидячее положение. Дрей сел позади, крепко обнял со спины, подперев, и задышал в висок. Боль снова немножко притихла. Не как от поцелуя, но жить вроде можно...

Я сфокусировалась и увидела перед собой на коленях подушку, на ней листок с мелким печатным текстом и ручку сверху. На всякий случай уточнила:

– Это отказ или про операцию?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Отказ, дорогуша! Он хочет вас забрать, это равносильно убийству! Я полицию сейчас вызову, понимайте, потому что его на вменяемость следует проверить и на алкоголь!

– Не надо полиции, Палыч, – я подняла ладонь в примирительном жесте. – Мы просто сейчас уедем в другую больницу, это я его попросила. На вашу у нас… ну... денег нет. Вот.

Единственного намёка на финансовые затруднения хватило: Палыч моментально заткнулся и даже перестал картинно сопеть, как разгневанный носорог. 

Я подмахнула бумагу и упала назад, в надёжные объятия.

Дрей вынес меня на улицу прямо в чужом нелепом халате на голое тело. На его локте болтался пакет: видимо, мои вещи. Но сил переодеваться нет, он всё делает правильно...

– Потерпи, Элис, нужно залезть в машину.

Валь поставил меня на ноги возле жёлтого такси и открыл дверцу.

– Почему… не твоя машина? – проскулила я, потому что ужасно не хотелось никаких посторонних людей.

– Моя останется здесь, мне нельзя сейчас за руль. Давай, Элис, пригни голову!

В такси я поняла, почему нельзя за руль...

Дрей сразу притянул меня и снова поцеловал. Оторвался от губ, перешёл на лицо, ключицу, руки. Тормошил и обнимал, что-то шептал и просил… Снова вернулся к губам.

Я совсем ничего не соображала, но чувствовала тепло и... свет. Какой-то бесконечно правильный, удивительный свет...

Куда и сколько мы ехали, я тоже совершенно не понимала. Было очень хорошо и совсем немножко больно.

Но после такси, даже на руках у Дрея, снова стало плохо. Все поцелуи остались на коже. Каждый. Но они были теперь, как тающие снежинки на раскалённой сковородке: мы растревожили травмы, они кусали нутро и грызли голову.

Я узнала ворота усадьбы.

– Она при смерти, авария. Тогда, сразу. Четыре дня назад, – жарко зачастил Дрей мне в макушку, а лба коснулись невесомые пальцы... Эйо.

– Неси в кровать. Хотя – стой, я быстрее сам. Но... Адрекс, тут даже я ничего уже не пообещаю.

– Да к псам твоим пограничным кровать, Эйо! – прохрипел Дрей. – Я же чувствую, сколько силы трачу, чтобы она жила сейчас! Ей уже поможет только Древо!

– Ты знаешь, я могу сопроводить и дать светильник. Но забрать её не могу, человек сам должен нести свет, – спокойно, но печально возразил Эйо. – Если заберу я – девочка никогда не вернётся. А сама она к Древу сейчас не дойдёт.

– Тогда я и дальше её понесу. Дашь нам два светильника.

– Тебя Древо Меликовых не подпустит. Искать придётся долго из-за тебя, а потом всё равно не подпустит. Ты ей не муж и не жених. Если хочешь её отнести, вас нужно прямо сейчас хотя бы обручить.

– Я что, похож на подонка?! – прогремел Дрей. – Думаешь, поставлю её перед таким выбором: стать моей женой или умереть? Веди, мы теряем время! Донесу до границы ауры, дальше пойдёт сама. В круге должно быть легче, а ты будешь подбадривать и следить за светильником.  И если понадобится – станешь толкать вперёд до самой Сени!

Всё это Дрей говорил уже на ходу. За садом и калиткой мне разжали пальцы и что-то в них вложили.

– Элис, это светильник Эйо. Пожалуйста, держи его очень крепко, не урони! Только это сейчас важно, никто не может помочь тебе нести Свет!

– Я держу... Я поняла...

– Там не будет страшно, – прошептал Дрей, прижимая меня к себе и баюкая. – Обними меня крепче и… и целуй хоть как-нибудь сама иногда, чтобы по пути тебе не стало хотя бы хуже! Из-за меня мы будем долго искать.