Радист прервал размышления Гарфункеля.

– Сэр, только что перехвачены радиопереговоры, – сообщил он командиру.

– Полярники? – лаконично уточнил тот.

– Никак нет. Судя по содержанию преговоров, это русские спасатели. Они пытаются найти выживших участников экспедиции.

– Хэнкс, ты же отлично знаешь русский. Спасатели упомянули что-либо особенное?

– Я не так хорошо его знаю, – признался радист. – Мне все-таки трудно понять смысл некоторых фраз и оборотов. Однако то, что касается самого существенного, однозначному переводу поддается.

Вольно или невольно он сделал паузу. Это немного вывело командира из равновесия.

– Ну, что ты молчишь? Не тяни! Я тебя умоляю! Что там самое существенное? – заторопился Саймон. Его глаза заблестели от нетерпения.

– Простите, сэр. Мне тяжело с ходу правильно построить предложение. В общем, из этих переговоров нам известны координаты двух льдин, где находятся участники полярной экспедиции, – сообщил Хэнкс и подал капитану распечатку. – Здесь все отмечено.

– Погоди, погоди, – задумчиво пробормотал Гарфункель, вникая в содержание переданной ему бумаги. – Кто в этом квадрате, а кто в этом? Есть информация?

– В девятом квадрате находится целая группа полярников. Точное количество и состав неизвестны. А насчет тринадцатого квадрата имеются более точные данные. Там сейчас четыре человека. Двое из них – это участники экспедиции: мужчина-связист и женщина-геохимик. Последняя в критическом состоянии. Вместе с ними два русских спасателя. Они сообщили своему командованию о перестрелке с неизвестными. Им обещали прислать вертолет. Но это случится не раньше, чем позволит погода.

Саймон несколько раз провел ладонью себе по виску, будто пытался удержать разлетающиеся в разные стороны мысли. Полученная информация была очень важна для дальнейших действий всего экипажа подлодки. Наличие координат в значительной степени облегчало поиск. В то же время дилеммы, к какой льдине отправиться, не возникло. Выбор был простым и четко обоснованным личными соображениями капитана. Ему оставалось лишь уточнить кое-какие детали и затем направить судно в нужный район.

– Так-так. Все понятно. А в каком квадрате находятся ближайшие суда русских? – адресовал Гарфункель вопрос своему безмолвствующему помощнику.

– Далеко. Самое ближайшее – это ледокольное судно в пятидесяти часах ходу к югу, – быстро ответил тот, словно только и ожидал такого вопроса.

– Действительно, далеко. Мы успеем снять их значительно раньше, – сказал капитан и тут же отдал приказ об изменении курса. Подводная лодка направилась в тринадцатый квадрат.

Разговор десантников с Дмитрием Никитенко не клеился. О событиях катастрофической ночи связист говорить отказался. Он ссылался на состояние раненой и с уверенностью заявлял, что та его рассказа о трагедии просто не вынесет. Локис с Галченковым понимающе соглашались с ним. Они пытались затронуть другие, в целом нейтральные, темы. Однако собеседник не горел особым желанием их поддерживать. Максимум, что от него можно было услышать, так это «да» или «нет». Они перемежались фразами «простите, я в этом некомпетентен» и «я этим не интересуюсь».

Дворецкая же, напротив, желала общаться. Но в ее положении это становилось все более и более затруднительно. Находясь на лежанке, она пробовала задавать спасателям какие-то вопросы. Всякий раз это у нее не получалось так, как хотелось бы. Пока бедняга успевала сформулировать первую часть вопроса, она забывала о том, что же вообще хотела спросить. Со стороны это смотрелось очень удручающе. Рассудок женщины находился в пограничном состоянии. Наталья угасала буквально на глазах. Владимир и Александр, осознавая этот факт, решили умолкнуть. Но, приходя в себя, лаборантка снова и снова обращалась к ним с очередным незавершенным вопросом или просьбой не молчать.

Вскоре она начала задыхаться от боли и плакать. Сил для крика у нее не оставалось никаких. Из ее уст вырвался лишь стон вперемешку с хрипом. Сердца видавших виды десантников содрогались от этих звуков. Никитенко же с закрытыми глазами сидел в сторонке и никак не реагировал. Военные объяснили это для себя защитной психологической реакцией на все пережитое с момента катастрофы.

– Кажется, что малый хорошенько переволновался, – шепотом на ухо напарника заметил прапорщик.

– Вполне возможно, – согласился сержант, открывая сумку с медикаментами. – Бог его знает, какую подготовку он проходил перед экспедицией. Может, пару каких-нибудь тестов. Зачеркивать буковки с циферками – это одно. А видеть, как твои товарищи уходят под лед, – совсем другое.

– Я никого не мог спасти, – подал голос Дмитрий. – Только Наташу…

Локис тут же извинился за бестактность. Никитенко жестом дал понять, что не требует извинений. Сержант уже успел достать шприц и присоединял к нему иглу. Следом из сумки была извлечена ампула с морфием. Взболтав ее, десантник резким движением отломал горлышко, выпустил из шприца воздух, поместил иглу в ампулу и перекачал содержимое.

– Посвети, пожалуйста, – попросил он у напарника, – а то от этой коптилки мало что видно.

Александр включил фонарик и направил луч на шприц. Владимир посмотрел на иглу и медленно надавил на поршень. Убедившись, что из конца иголки брызнули капельки, он направился к раненой.

– Наталья, пожалуйста, постарайтесь не волноваться. Сейчас я введу вам обезболивающее, – предупредил он. – Вы меня слышите?

– Что?! – испуганно воскликнула женщина. – Что вы хотите со мной сделать?! Не подходите!

Неожиданно для всех она отпрянула к стене и стала махать руками, будто защищалась от нападения. Не будь Локис опытным десантником, он наверняка не сумел бы быстро отреагировать. Он убрал в сторону руку со шприцом, чтобы женщина не ударила по нему. Второй рукой Локис схватил ее за запястье. Галченков уже был рядом, удерживая все еще возбужденную страхом лаборантку.

– Наташа, успокойся. Они друзья. И хотят тебе помочь, – обратился к ней связист.

– Друзья? Такие же, как и ты?.. Они так же, как и ты тогда?.. – захлебываясь говорила она.

– Да, ничем не хуже меня, – подтвердил он, давая знак сержанту.

Володя улучил момент и сделал Дворецкой инъекцию морфия прямо через одежду. Та вздрогнула, процедила сквозь зубы что-то, похожее на слово «предатель», и стала медленно опускаться на лежанку. Десантники помогли ей лечь более удобно. Она расплылась с блаженной улыбкой. «Боже, как мне хорошо», – прошептала она, ощутив облегчение. Улыбаясь, он закрыла глаза и погрузилась в сон.

– Вот видите, как все плохо? – спросил Никитенко у спасателей. – Пойду немного прогуляюсь, с вашего позволения.

Десантники ничего в ответ не сказали, но дали понять, что не возражают.

Когда Дмитрий оказался вне укрытия, Володя вопросительно посмотрел на товарища. Тот пожал плечами и промолвил: