Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вау! – взвизгнул юноша и попытался натянутьразваливающиеся штаны.
Я сообразила, что за звук рвущейся материинедавно уловили мои уши: на Эдике лопнули слишком узкие брюки, и быстропохвалила его нижнее белье:
– Прикольные трусы! А что делают нарисованныена них кролики?
Эдуард кинулся в подсобное помещение, я жепопыталась встать. И, к своему изумлению, удостоверилась, что одежка на мне ужетрансформировалась в шорты, заодно поняв: никакие объятия удава не идут всравнение с тесными штанишками. Сознание медленно угасало, сначала отключилсяслух, затем верхние веки поползли вниз. Сквозь неотвратимо уменьшающуюся щель яувидела Ларису, какого-то парня с выкрашенными в голубой цвет волосами исерьгой в губе, двух охранников…
В нос проникла струя едкого запаха, я чихнула.
– Дарья, слышите нас? – спросил женский голос.
– М-м-м… – простонала я и открыла глаза. – Чтоэто? Кто вы?
– Можете называть меня просто Тиной, –улыбнулась незнакомая дама. – А теперь сконцентрируйтесь. Мы не знаем, почемуматериал так себя повел, соприкоснувшись с вами. Есть пара вариантов избавленияот беды: можем воспользоваться нитропушкой, кислотой или алмазным резаком. Чтовам предпочтительнее?
Я вспотела.
– Кислота и резак не подходят. А что такоенитропушка?
Тина похлопала меня по плечу.
– Грубо говоря, томограф, излучениеминимальное.
– А где я?
Женщина улыбнулась.
– Скажем так, в организации, которая изобрелаткань, из которой сшиты ваши брюки. Ну, поедем? Вот ваша сумка. Дело быстрое,пять минут всего.
Я не успела ойкнуть, как Тина убежала, акровать, на которой я лежала, поехала внутрь большой трубы.
– Не волнуйтесь, – сказал непонятно откудамужской голос, – это не больно, не опасно, не страшно.
С последним заявлением хотелось поспорить,меня сковал ужас. Каталка остановилась, послышались гудение, щелчки, и ямедленно выехала из трубы. Снова рядом появилась Тина.
– Попробуйте снять брюки, – попросила она.
Я схватилась за ткань, поняла, что та легкорастягивается, быстро сдернула штаны и воскликнула:
– Думала, умру!
Тина успокаивающе погладила меня по плечу.
– Нет причин для кончины. А что вы наденете?
Я ткнула пальцем в свою объемистую сумку,лежавшую на каталке у меня в ногах.
– Грязное мятое платье. И ей-богу, мне всеравно, какое впечатление я произведу на окружающих.
В сумке неожиданно закричал мобильный.Чертыхаясь про себя, я выудила сотовый и услышала бойкий голос Маши:
– Муся, скажи…
В ту же секунду связь прервалась. Я попыталасьсама позвонить Марусе, но услышала вежливое сообщение на французском:
– Связи нет. Простите.
– В нашем здании сотовые плохо работают, –заметила Тина, – лучше перезвонить с улицы.
На секунду меня почему-то охватилобеспокойство, но я быстро с ним справилась. Ничего особенного не произошло, впомещении много аппаратуры, ясно, что радиосигнал гаснет.
– Дайте мне ваш телефон, – вдруг попросилаТина.
Я автоматически продиктовала цифры, но потомспохватилась:
– Зачем вам мой номер?
– Может, согласитесь поработать у насиспытателем? – предложила Тина. – Материал брюк повел себя странно,соприкоснувшись только с вашим телом. Мы дадим вам одежду абсолютно бесплатно.Очень интересно, например, понаблюдать за пижамой.
– Спасибо за доверие, но вынуждена ответить:нет, – поспешила я отказаться от предложения. – В мои планы не входит гибель вобъятиях ночного одеяния.
Тина подождала, пока я натяну свое безнадежноиспорченное платье, и постаралась приободрить меня:
– Ничего страшного, вполне нормально выглядит.Пойдемте, я провожу вас до выхода.
Крепко прижимая к себе сумку, в которой, кромекошелька и косметички, еще лежала и коробка с уткой, я вышла на улицу, увиделасвою машину и поняла, что находилась в соседнем с магазином здании. Оставалосьлишь догадываться, чем занимается отец модельера Саши Пушкина и какие цели онпреследует, снабжая сыночка таинственными материалами. Вероятно, торговая точкане зря называется «Пятый полигон», в ней проводят эксперименты над покупателями.
Домой я прибыла в состоянии тряпки, хорошопожеванной коровой. Швырнув коробку, присланную Ласкиным, на кухонный стол, япобежала в ванную, провалялась почти час в пене, слегка пришла в себя, нацепилахалат и пошла пить чай. Первое, что бросилось на кухне в глаза, – завернутая вкоричневую бумагу посылка от Кирилла.
Вероятно, самым верным решением было выкинутьее в помойное ведро. Ну во что превратилась тушка утки, которая много часовтряслась в поезде, а затем почти сутки валялась у Анны Сергеевны? Но я подавилапорыв и решила развернуть презент, вот увижу испорченную птичку, тогда соспокойной совестью и избавлюсь от нее.
Под бумагой и в самом деле оказалась обувнаякоробка. На всякий случай задержав дыхание, я приподняла крышку и вместопокрытых пупырчатой кожей утиных ножек увидела… живую белую мышь.
Я не боюсь грызунов, но изумление оказалосьслишком велико, руки машинально опустили на место кусок картона. Я потерлакулаками глаза и повторила попытку. Мышь с огромным интересом посмотрела наменя, а потом запищала, несчастному созданию явно хотелось есть и пить.
Спустя полчаса я отыскала в кладовке удобныйдомик, в котором некогда жила наша ручная крыса, посадила в него нового жильца,налила в поилку минералки без газа, сунула в мисочку немного сыра и позвонилаКириллу.
– Мышь? – заорал Ласкин. – Ты гонишь!
– Нет, беленькая милашка, – ответила я.
– Я отправлял утку! – взвыл Кирилл.
– Ты ничего не перепутал?
– По-твоему, я дебил, – загремел приятель, –не способен утку от грызуна отличить?
– Может, ты собирал передачу после того, каквыпил пива? – осторожно предположила я. – Скажем, пару бутылочек.
– Я и от трех бочек не опьянею, – огрызнулсяКирилл. – Бабке отдал потрошеную утку!