Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И ты стал после этого, как и все евреи, поклонятся единому богу? Ты что же, поклоняешься теперь Яхве?
– Да!
– Ты значит осознанно принял веру иудеев?!
Римон кивнул головой и добавил:
– Теперь я уважаемый купец. Я езжу по всей империи.
– У вас, наверное, есть и дети?
– Трое.
– Кто?
– Девочка и два мальчика.
– Вот как…– Накия на какое-то время умолкла, а затем переспросила Римона:– Так значит ты со своей иудейкой счастлив?
Римон замолчал.
По его виду Накия всё поняла. Она прикоснулась рукой к другу детства и сама его спросила:
– А ты по-прежнему любишь меня?
– …Я до сих пор тебя не забыл, – ответил ей почти что шёпотом Римон.
Накия безмерно рисковала, но поступить по-другому уже не могла…
Если бы об этой её интрижке тогда узнал бы Синаххериб, то её ждала бы смерть, причём смерть самая мучительная… Однако Римон остался у неё, и они вместе провели самую счастливую для них неделю, а потом…
А потом они вынуждены были расстаться.
И расстаться им пришлось навсегда.
Лишь ещё однажды ей напомнил о себе Римон. Это произошло тогда, когда уже Накия привела к власти Асархаддона после смерти Синаххериба и стала при своём сыне могущественной царицей-матерью.
Тогда от Римона пришло письмо, в котором друг её юности и её первая любовь поздравлял Накию с воцарением её сына. А ещё в этом же письме он ей сообщал, что стал вдовцом.
Первой мыслью Накии было вызвать к себе Римона, и она даже написала ему, что бы он приехал в Ниневию, но Римон отказался от этого предложения. И после этого связь между ними оборвалась.
Навсегда.
***
Накия всё-таки пришла в себя и врачам удалось сохранить ей жизнь. Ашшурбанапал несказанно обрадовался этому. И он тут же посетил царицу-мать. Но перед тем, как он вошёл в её опочивальню, один из придворных врачей предупредил царя:
– Государь, царица-мать ещё слишком слаба и ей трудно говорить. С ней можно будет пообщаться только совсем недолго.
Ашшурбанапал кивнул головой и прошёл к Накии.
У её изголовья находился её нынешний фаворит, юноша грек. При виде Великого царя он поклонился и поспешно удалился. Ашшурбанапал на него даже не обратил внимания. Этот юнец его самим своим видом раздражал. И Ашшурбанапал не считал нужным это скрывать.
– Ну как ты себя чувствуешь, дорогая? – участливо спросил Накию Ашшурбанапал.
– Боги были опять благосклонны ко мне… – попыталась улыбнуться внуку Накия.
– Мы все эти дни молились за тебя, – произнёс Ашшурбанапал. – И я, и твоя племянница, и все твои внуки. Да все, все, все! Я не пожалел жертв пяти ниневийским храмам, и особенно много я пожертвовал Гуле (это была шумеро-аккадская богиня врачевания). Ну теперь самое опасное позади, мне об этом сказали лечащие тебя врачи.
– Я ещё с две недели буду болеть и не смогу вставать, но чувствую, что иду уже на поправку. Приставленные ко мне врачи пообещали, что к концу месяца я совсем поправлюсь,– ответила Накия.
– Очень хорошо. Ну а что тебе сейчас хочется?– спросил царицу-мать Ашшурбанапал.
– Да у меня кажется всё есть.
Ашшурбанапал осмотрелся и произнёс:
– Я всё-таки распоряжусь, что бы тебе доставляли побольше самых свежих фруктов. Яблок, а также дыню.
– И мёда не забудь. Это лучшее лекарство.
– Хорошо.
– Только от диких пчёл,– добавила Накия.
– Будет мёд от диких пчёл. Ну и, разумеется, прежде всего приносить будут и любимого твоего винограда.
– Благодарю, – вновь попыталась улыбнуться внуку царица-мать. – Ты же знаешь какой я больше всего люблю?
– Ну, конечно! Который без косточек и сладкий!
Когда Ашшурбанапал удалился, к Накии вновь вернулся Филомей.
Он явно хотел что-то сказать, но всё мялся. Накии надоело ждать его откровения, и она напрямую спросила:
– Ты в чём-то хочешь признаться, мой друг?
– Да, хочу!– подтвердил юный грек.
– Ну, признавайся! Я тебя слушаю…
– Госпожа, – обратился к царице-матери юноша, – я уже закончил твой портрет. Не желаешь ли его посмотреть?
– Когда это можно сделать?
– Да хоть сейчас.
– Ну тогда показывай его поскорее!– обрадовалась Накия.
–А ты ещё не слаба для того, чтобы вставать?– переспросил участливо Филомей.
– Я сгораю в нетерпении!– на это ответила царица-мать.
– Ла-адно, тогда я лучше принесу его сюда…
– Ну, так неси! Неси же скорее!– выразила нетерпение Накия.– Я уже сгораю в нетерпении!
Филомей вышел из опочивальни Накии, однако уже вскоре вновь вернулся. В руках у него при этом был свёрнутый холст. Филомей его развернул и Накия стала рассматривать свой портрет.
Конечно же, этот грек был необыкновенно талантлив! Ассирийским художникам (даже тем, которые считались самыми лучшими в империи и давно уже работали не где-нибудь, а при царском дворе) было далеко до него! Накия сразу же узнала себя на портрете. Филомей её немного омолодил, но в целом она была изображена такой, какой и есть. Ну кто бы мог подумать, что ей уже за шестьдесят? Даже по современным меркам она бы выглядела чрезвычайно молодо для своих лет, ну а в те очень далёкие от нас времена те из женщин, кому удавалось дожить до её возраста, уже считались не просто дамами преклонными, а старухами, однако это совершенно не касалось Накии! И не случайно ходили слухи, что она пользовалась каким-то эликсиром, необыкновенно сильным и чудодейственным, ведь время как будто и не затрагивало её, и она казалась бы существовала совершенно вне времени! Она была по-прежнему женщиной! У неё не было ни единой морщинки и ни единой складки! И это притом, что у неё уже имелись правнуки! И тот же Ашшурбанапал рядом с ней выглядел как будто он не внук её, а младший брат.