– Сомнительно, – недоверчиво покачал головой Караган. – А вообще новость интересная, не находишь, командир?

– Я не закончил, – сказал Николай. – Я потом рискнул: заглянул на участок через два дома. Там женщина живет, не сказать что древняя, но и не девица. На азиатку похожа, луноликая, в общем. Главное, что в голове у нее полный порядок. Сын без вести пропал на Ленинградском фронте. Возможно, жив, но вероятность слабая. Показал я документ, подождал, пока она вчувствуется, потом спросил, что там, в 12-м доме. Пустовал, говорит, семейная пара жила до войны – домик так себе, развалюха, но они на большее и не претендовали. Сын у них в Приморье работал, посылки им отправлял с сушеной рыбой. Когда война началась, на Дальний Восток к нему подались – у сынка имелись возможности, он по партийной линии работал. Дом оставили, ставни забили, все закрыли – да на паровоз в Витебск. В оккупацию участок пустовал, даже для солдат был негодным для проживания. А четыре или пять дней назад женщина увидела из своего огорода, что по бурьяну кто-то шастает – до сортира и обратно. Мужик незнакомый. А она – женщина решительная, к ограде прилипла да давай орать ему через два участка: мол, кто вы такой, что делаете на чужом участке? Он тоже к ограде подошел, смеется: все в порядке, гражданка, прибыл из РСФСР для восстановления разрушенного фашистами хозяйства. Бумаги показывает: вот здесь все документы, подписанные в исполкоме, ордер на вселение, разрешение на временное проживание по этому адресу и тому подобное. Будет мастером на хлебозаводе. Врал, конечно, но не буду же я об этом соседке говорить. Она рукой махнула – ладно, живите, добро пожаловать, что я там, буду ваши документы разглядывать, что ли? Потом еще пару раз кивал приветливо, рукой махал.

– Окает? – спросил Караган.

– Окает, – кивнул Николай. – Дядька приветливый, улыбается.

– Он не мог видеть, как ты с соседкой разговариваешь? – насторожился Безуглов.

– Мы у калитки стояли, там не видно…

– Чем ты объяснил интерес к жильцу? А если женщина начнет косяка давить, и он почувствует неладное? Зря ты это, Коляша.

– Нет, товарищ майор, – Цветков решительно замотал головой, – тетушка Аглая производит впечатление здравомыслящего человека. Она не будет портить себе жизнь. А зачем нам время тянуть, товарищ майор? Надо что-то делать…

– Думать надо, Николай, – наставительно изрек Кольцов. – А быстро пусть кролики делают…

Энергоснабжение после диверсии восстановили, но пока не везде. Ракитный переулок был погружен во мрак, в отдельных домах мерцал свет за шторами, народ жег свечи и керосинки.

Тетушка Аглая встретила оперативников с испуганным лицом, попятилась в дом, но закричать не успела – Безуглов зажал ей рот.

– Спокойно, гражданка, спокойно, военная контрразведка, – сказал Кольцов. – Любой ваш крик будет расцениваться как пособничество фашистской Германии. Вот наши документы. А этого парня вы уже знаете.

Безуглов убрал руку, женщина шумно перевела дыхание.

– До инфаркта доведете…

В ее чертах действительно присутствовало что-то азиатское – острые скулы, широкое лицо.

– Просим прощения, гражданка. Не хотели поднимать шум. Мы по поводу вашего соседа, о котором вы говорили с нашим сотрудником.

– Я так и думала, – женщина всплеснула руками, – мутный он, подозрительный, на врага похож…

«Да ни черта вы не подумали, гражданка», – мысленно усмехнулся Кольцов.

– Когда вы его видели в последний раз?

– Да вот, недавно видела… – женщина задумалась, – бродил там, у себя, кивнул еще, супостат проклятый…

– Так, уйдите в дальнюю комнату и сидите там тише воды ниже травы. На участках, разделяющих ваши хозяйства, кто-то живет?

– Нет, никто не живет… На одном Василь Карасюк жил, физруком в школе работал, а потом в полицаях служил… Когда фашисты уходили, сама видела, как он мешки с барахлом в телегу грузил. И пропал в тот же день. На втором участке…

– Ладно, не объясняйте. Сидите дома, закройтесь…

Из переулка идти небезопасно. Диверсант, по всему видать, ушлый, у калитки мог и сюрприз оставить. Проникнуть на участок со стороны соседей казалось удобнее. Ограды были символические.

Одиннадцать вечера, темнота накрыла городок. Тени скользили по грядкам, заросшим сорняками – иногда такими высокими, что скрывали с головой. Перебрались на соседний участок, потом на третий. Выбралась из-за туч луна, осветила издевательским светом. На участке, где обосновался враг, все было таким же запущенным. Сорняки произрастали сквозь сарай, развалившийся от старости. Маленький домик осел до земли, в нем не было второго этажа – только крохотное чердачное отверстие. К боковой части прилепилась крашенная когда-то веранда – теперь вся краска с нее облупилась. Крыльцо находилось за углом от веранды.

Судя по габаритам, в доме имелась единственная комната, возможно, сени, крохотная кухня. Плюс сама веранда – «летняя» комната. Повсюду запустение, мусор, вездесущие сорняки. По шторе блуждали блики, в доме горела свеча.

Оперативники просочились на участок, залегли в бурьяне. Отсюда просматривалась веранда, имеющая отдельную дверь, а за углом вросшее в землю крыльцо.

– Стемнело, надо брать, – прошептал Караган.

– Не спеши, – возразил Кольцов. – Будем брать, если он соберется уходить. Возможно, он ждет гостей. Полночи сидеть, конечно, не будем. Так, тихо…

На окне, соседствующем с крыльцом, дрогнула занавеска. Жилец ждал кого-то? Или неспокойно стало на душе?

– Ближе подходим, – прошептал Павел, – Цветков, Караган, на заднюю сторону. Вадим, контролируешь веранду. Принимаем удобные позы, мужики, и набираемся терпения. Ночь-то какая чудная…

Ночь действительно была тихая. Лунный свет померк за перистыми облачками. В траве шуршали кузнечики. От обломков сарая тянуло гнильцой.

Павел скорчился за обломками уличной печи. Отсюда просматривалось крыльцо и задернутое занавеской окно. Из дома доносились шаги, поскрипывали половицы. От долгого сидения в неудобной позе затекла нога. Иногда майор поглядывал на калитку – ее прикрывали кусты рябины.

Прошло минут сорок томительного ожидания. Посетителей не было, но в доме спать не ложились – скрипели половицы. Павел колебался. Не будь у диверсанта ночных дел, он улегся бы спать – чем заниматься в пустом неухоженном доме? Но сидеть здесь всю ночь – увольте…

Павел подался к дому. Подниматься на крыльцо он не рискнул – шума не оберешься. Присел на корточки, стал слушать. Рация не попискивала. С чего он решил, что в доме должна быть рация? Воспаленный слух уловил за спиной металлический звук – отбросили крючок, запирающий калитку! И за дверью в доме что-то заскрипело!

Холодок побежал по спине. Еще чуток – и очутился бы меж двух огней! Ноги работали быстрее головы. Кольцов на корточках подался в сторону от крыльца, пролетел три метра, завалился за угол. Павел перевел дыхание. Неподалеку что-то шевельнулось.