Необходимо отметить, что частное фермерство – это не унифицированная практика, а, скорее, общее наименование для целого ряда неколлективных форм хозяйствования, спонтанно возникших в сельских районах Китая (Tsou Tang 1986: 198–211; Zweig 1997: 55–56). Коллективное хозяйствование было крайней формой ведения социалистического сельского хозяйства, при которой работы организовывались производственными бригадами (или коммунами, как это было во времена «культурной революции»), а крестьянские дворы рассматривались как лица, работавшие по найму. В качестве примера такой крайности можно привести государственные хозяйства. На другом полюсе находились крестьянские дворы, занимавшиеся фермерством, тогда как производственные бригады выступали в качестве землевладельцев. Между этими двумя полюсами располагается целый спектр промежуточных договорных форм, каждая из которых определяла права и обязанности крестьянских дворов во взаимоотношениях с производственной бригадой. Объединяет их одно – отклонение от насаждавшейся Мао модели чистого коллективизма. Стоило китайскому правительству провозгласить частное фермерство государственной политикой, разнообразие форм хозяйствования исчезло. Система производственной ответственности (закрепление за крестьянскими домохозяйствами производственных заданий), принятая во всем Китае начиная с 1982 года, покончила с производственными бригадами на селе – колхозы в той или иной форме (включая знаменитые деревни Дацю в Тяньцзине и Хуаси в провинции Цзянсу) сохранились лишь в нескольких районах. Таким образом, крестьянский двор превратился в единственного субъекта в сельском хозяйстве.

Это вынужденное единообразие вполне объяснимо, если посмотреть на него с точки зрения людей, ответственных за определение курса и воплощение решений в жизнь. Безусловно, было бы гораздо сложнее согласовывать между собой различные формы хозяйствования и договорные отношения. Нельзя было исключать и такой сценарий, при котором местные партийные кадры, будь у них выбор, постарались бы сохранить статус-кво и помешать реформам. Единая для всей страны система закрепления производственных заданий за крестьянскими дворами и роспуск производственных бригад позволили правительству успешно провести аграрную реформу, задействовав вертикаль власти. Но как только система производственной ответственности была возведена в ранг государственной политики, само существование колхозов стало восприниматься как прямое посягательство на реформу. В результате из-за политического давления вынуждены были закрыться даже успешные колхозы[95].

Но с точки зрения развития институтов навязанное единообразие и насильственный роспуск производственных бригад, вне всякого сомнения, представляли собой шаг назад. В китайской деревне семья всегда была первичной ячейкой общества и формой его организации – вплоть до социалистических преобразований 1950-х годов. Несмотря на полный провал в сельском хозяйстве, инициированный Мао социальный эксперимент все же привел к организационной революции в деревне. Впервые в истории китайская деревня переживала рождение коллективных объединений, которые не были основаны на принципе родства, – то есть производственных бригад и коммун. Пусть организационная революция была инспирирована государством – она породила новую организационную инфраструктуру за рамками семьи, рода и клана.

В мире технологий с появлением новых изобретений предшествующие достижения часто утрачивают актуальность или вовсе выходят из употребления. Например, с распространением персональных компьютеров с удобными в использовании программами для обработки текста исчезла надобность в печатных машинках. Каждое новое поколение компьютерных микросхем, как правило, превосходит предыдущее и вытесняет его. Но с институциональными изменениями все обстоит иначе. Институты нельзя мерить с помощью какой-либо одной шкалы в силу их сложности и многогранности. Разнообразие институтов скорее благоприятствует инновациям.

Современное общество по сравнению с аграрным зависит от огромного числа формальных и неформальных организаций, которые взаимодействуют между собой с помощью правил и норм, включая цены[96]. Более того, организации часто имеют специализированный характер и отличаются друг от друга по целому ряду разноплановых признаков. Конститутивные правила, которые определяют сущность организаций и границы их деятельности, а также регулирующие правила, которые направляют и контролируют отношения между организациями, также различаются по ряду признаков. Разнообразие организаций, включая способы образования и функционирования, является важным условием как подвижности, так и устойчивости социальной и экономической жизни. Поскольку производственные бригады и коммуны в Китае были созданы по указу государства, они не отличались разнообразием в организационном плане. Однако у них были определенные конкурентные преимущества перед крестьянскими дворами, когда следовало решить требовавшую коллективных усилий задачу, как, например, орошение. Даже в земледелии производственная бригада была бы вынуждена приспособиться к новым условиям и действовать более эффективно, чтобы успешно конкурировать с фермерскими хозяйствами, – что и показали отдельные случаи выживания таких бригад. Полный отказ от производственных бригад в деревне был равносилен уничтожению скудного организационного капитала, нажитого Китаем[97].

Инициаторами и действующими лицами периферийной революции, приведшей в конце концов к приватизации производства сельскохозяйственной продукции, были крестьяне и местные органы власти. Процесс шел снизу вверх. Частное фермерство возродилось в Китае еще тогда, когда Пекин продолжал всячески ему противиться, видя в нем врага социализма. Проведенные Пекином реформы (например, повышение закупочных цен на зерно), несомненно, способствовали росту производства сельхозпродукции, но аграрная реформа в Китае обрела собственное лицо и силу благодаря тому, что зародилась в низах. «Деревни попрошаек» в Оычуани и Лньхое – всего лишь два примера триумфального возрождения фермерства вопреки сильному политическому противодействию. Скорее всего, частное фермерство процветало и в других районах с молчаливого согласия местных властей; главным результатом этого начинания стало упрощенное введение системы производственной ответственности крестьянских дворов.

Тем не менее государство сделало большое дело, дав добро начавшейся в низах революции. До тех пор пока правительство не разрешило частное фермерство, крестьяне постоянно сомневались в законности своих действий и в собственной безопасности, а потому не решались на долгосрочные инвестиции. Совместные усилия крестьян – хранителей знаний и опыта – и государства – единственной законной стороны, способной превратить добровольное соглашение в социальный институт, – создали эффективное государственно-частное партнерство, чтобы провести институциональные изменения.