Харден рассмеялся до слез. Наконец, овладев собой, он взялграфин и налил нам с Холмсом по хорошей порции бренди.

Мы пили, а он тихонько покачивая головой, рассуждал:

– Так, значит, я мертв или вот-вот умру, а Дрю считает, чтоон завладел тем, к чему так долго стремился. Мистер Холмс, вы любому человекуможете дать фору!

Искреннее восхищение всегда вызывало у моего друга теплоечувство, и он улыбнулся от удовольствия.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Но радоваться еще рано. Кактолько Дрю отпечатает негативы, он поймет, что его обманули. Если мы хотимсохранить все преимущество, то должны поскорее узнать, действительно линастоящие снимки содержат что-нибудь ценное.

Харден встал:

– Сейчас я приглашаю вас отобедать со мной, а потом мы сДжеем обработаем негативы. Могу я завтра, скажем, часов в одиннадцать утра,привезти к вам мою фотокамеру и проявленные материалы?

Мы окончательно договорились насчет встречи, хорошопообедали и оставили полковника и Джея, которым, по-видимому, предстоялопровести всю ночь в фотолаборатории.

Холмс все еще пребывал в эйфории, когда мы прибыли наБейкер-стрит.

– Вы должны напомнить мне, – сказал он у двери, – что я ещедолжен извиниться перед полковником за его вконец испорченный халат.

На следующий день точно в назначенный час полковник Харденвместе с сыном приехали на Бейкер-стрит. Их сопровождали два полицейских вштатском, нагруженные тяжелыми ящиками с фотокамерой и снимками. Я помог импронести их по нашим семнадцати узким ступенькам в гостиную.

Шерлок Холмс окинул взглядом комнату, которую заполнили нашигости, полицейских и принесенные ими ящики.

– Полагаю, – сказал Холмс Хардену, – что ваша аппаратуратребует хорошего освещения?

– Но в камере есть свои собственные лампочки, – ответилполковник, – хотя, конечно, при естественном солнечном свете результаты будутлучше.

– Значит, мы поставим фотокамеру там, куда падает солнечныйсвет, – сказал Холмс. – Ватсон, будьте так любезны, освободите маленький столикпод окном.

Столик был подготовлен, и туда поставили фотокамеру. Холмссобственноручно освободил другой конец стола от своих химикалий. Наконец мысмогли приступить к рассмотрению снимков.

Фотокамера полковника представляла собой ящик из красногодерева, примерно два с половиной фута в ширину, спереди были укреплены двелинзы в медных держателях со специальными винтами. На ящике в некоторых местахвиднелись отверстия в виде щелей и окружностей, через которые, очевидно, долженбыл поступать свет, а на его боковых сторонах было еще несколько медных винтов.Харден уселся перед фотокамерой и протянул руку к сыну. Джей стоял возледлинных коробок с фотопластинками. Надев кожаные перчатки, он достал из первойкоробки пару пластинок и передал их отцу. Полковник вставил одну из них в щельфотокамеры, приложил глаза к линзам и стал поворачивать в разные сторонызеркала-отражатели. Потом стал осторожно поворачивать медные винты, чтобыдобиться необходимого эффекта. Наконец, удовлетворенный, он обернулся к Холмсу:

– Фотокамера приспособлена для обычного фокусированноговидения, мистер Холмс. Хотите взглянуть?

Харден отодвинул стул, и Холмс нагнулся посмотреть.Минуту-две он молчал, потом, выпрямившись, сказал:

– Эффект необычайный. Ватсон, взгляните-ка.

Я в свое время немало занимался стереоскопами, иногдарассматривая в них фотографии, сделанные лучшими мастерами этого дела, нооказался совсем не подготовленным к тому, что увидел сейчас. Перед моим взоромвозникли ярко освещенные солнцем развалины аббатства в Гластонбери. На переднемплане из серебристого тумана выступал темный куст шиповника, а вдали виднелисьобломки арок, наполовину скрытые разросшимися сорняками. Снимок, отраженный вдвух зеркалах, имел необычайную глубину и четкость. Я отпрянул с восторженнымвосклицанием. – Посмотрите опять, доктор, – сказал полковник и дотронулся доодного из медных винтов.

Я снова нагнулся к линзам и с изумлением стал наблюдать, каккартина перед моими глазами изменяется. Куст шиповника стал гораздо крупнее инемного расплылся, словно я смотрел на него с очень близкого расстояния. Туманисчез, а каменные обломки арок раздвинулись. Мне показалось, будто яприблизился к изображению на расстояние в несколько шагов.

Холмс, в свою очередь, наклонился к линзам и, как и я, былпотрясен увиденным.

– Если бы ваши усовершенствования распространитьповсеместно, это было бы новое слово в развитии фотографии. Она стала быгораздо более гибким средством, чем простой оптический механизм длявоспроизведения реальности, а также для исследования снимков.

Харден коротко кивнул в знак благодарности.

– Спасибо, – сказал он. – Я был бы чрезвычайно доволен, еслибы мои труды увенчались успехом. Вы теперь видите, на что способно моемаленькое изобретение, может быть, вы посоветуете, каким образом егоиспользовать для анализа снимков, сделанных в Гластонбери?

Холмс сел около обеденного стола.

– Давайте поразмыслим над уже известными нам фактами, –сказал он. – Во-первых: каким-то образом профессор Мориарти узнал, что нечтотак ему необходимое надо искать в Гластонбери. – И загнул один их своих длинныхпальцев. – Во-вторых, со слов Порлока, а также после посещения Британскогомузея мы знаем, что король Генрих Восьмой тоже искал это нечто, но ничего ненашел. В-третьих, Дрю, узнав о ваших намерениях заниматься фотоэкспериментами вГластонбери, немедленно позаботился, чтобы вам помешать. В-четвертых, когда емуэто не удалось, он попытался завладеть вашими негативами.

Холмс сделал паузу и посмотрел на нас так, словно хотелубедиться, что до нас дошел смысл сказанного.

– Все, конечно, так, – ответил полковник. – Но каким образоммы узнаем, что нам нужно найти?