– Прежде чем вы уйдете к себе, Ватсон, скажите, нет ли у васмелкой разменной монеты?

Покачав удивленно головой, я сунул руку в карман и вытащилпригоршню мелочи.

Холмс покопался и выбрал несколько монет:

– Полкроны, пенни и шестипенсовика будет достаточно.Спасибо, Ватсон. Спокойной ночи.

У двери я на мгновение обернулся. Холмс сидел все в той жепозе.

Я был не слишком удивлен, когда на следующее утро засталХолмса сидящим в облаках табачного дыма. Очевидно, он всю ночь не выходил изгостиной, так как стол был завален ворохами бумаг. На каждом листе былкарандашный набросок орнамента, состоящего из концентрических кругов.Фотография, сделанная Харденом, свисала с каминной полки, придавленнаяперочинным ножом.

– Фу! – воскликнул я, пробираясь сквозь табачный дым, чтобыоткрыть окно. – Неужели вы всю ночь глазели на эту фотографию, Холмс?

Его полуприкрытые веки внезапно поднялись.

– Доброе утро, Ватсон, я старался ввести в нужные рамкиинтуитивные ощущения.

– Неужели? – возразил я. – Вот бы не подумал, что вы хотьсколько-нибудь цените эти интуитивные ощущения.

– Напротив, – ответил Холмс. – Я много лет тренировал себя внадежде развить рациональные способности, сделать их такими же естественными,как интуитивные. И наверное, просто перестарался.

– Каким же это образом? – И я сел у заваленного бумагамистола.

Он показал на увеличенную фотографию:

– Что вы обо всем этом думаете?

Я увидел фрагмент пола из керамических плиток, уложенных ввиде замысловатого орнамента. В длину я насчитал четырнадцать плиток, в ширину– двенадцать. Некоторые из них были разбиты или их не было. В центре каждойплитки изображена восьмиконечная звезда, между углами которой еще восемьнебольших шестиконечных звездочек, и весь орнамент заключен в три круга, причемкруги, казалось, перекрываются такими же концентрическими кругами со среднейплитки, образуя подобие крестов на пересечении каждых четырех плиток.

Часть гластонберийского орнамента, перерисованного состереоскопической фотографии, сделанной Джоном В. Харденом.

– Не могу сказать ничего определенного, – ответил я спустянесколько минут, внимательно разглядев фотографию. – Учитывая, где это былонайдено, вполне возможно, что орнамент содержит какие-то религиозные символы,но я не могу их интерпретировать.

– Ну что касается этого, – заметил Холмс, – таквосьмиконечные звезды могут быть символом Девы Марии, которую иногда называютЗвездой Небесной. Маленькие звездочки являются вариантами Звезды Соломона, тоесть символом единения Неба и Земли. Три круга могут обозначать три сферыстарокельтского представления о Космосе, а пересечения их дают знак креста, ноэто очевидно. И совсем не поэтому я просил Хардена сфотографировать весьорнамент.

– Тогда почему же?

– Возможно, из-за подсознательного убеждения, что этотдекоративный рисунок скрывает другой, более тонкий и незаметный. Я настолькоразвил свою привычку к наблюдению и логическому рассуждению, что могу ощутитьэтот скрытый рисунок чисто интуитивно.

Холмс вытащил несколько карандашных набросков из ворохабумаг:

– Я рассматривал этот орнамент во всех его ракурсах внеобыкновенной фотокамере и с помощью ваших мелких монет нарисовал несколькосхем. Я рассмотрел и прочертил каждый вариант орнамента, даже случайные штрихи,которые могли быть сделаны резцом, и тем не менее не открыл секрета этихплиток, если он вообще существует.

– Может быть, – предположил я, – интуиция вас подвела?

Я ждал гневного протеста, но Холмс только устало вздохнул:

– Возможно, вы и правы, Ватсон. Да, наверное, правы. – И,свернув бумаги в рулон, он переложил их на свой стол, так как миссис Хадсонпринесла завтрак.

Снова мы ели в молчании. Холмс вообще едва притронулся кеде, но выпил несколько чашек крепкого кофе. Когда убрали со стола, он попросилмиссис Хадсон приготовить ему еще кофейник и сел вместе со своими набросками замаленький стол у окна, где то обводил круги вокруг монет, то глядел в окно,барабаня длинными пальцами по столу.

Некоторое время я читал утренние газеты, когда вдругвспомнил, что у нас назначено свидание с полковником Харденом. Взглянув накаминные часы, я увидел, что они показывают совершенно не то время. Я сверил ихс моими карманными часами, и оказалось, что каминные отстают, как это часто сними случается. Я подошел к камину и как следует встряхнул механизм, ведущийсебя столь неподобающим образом.

– Достойно большого сожаления, – пожаловался я вслух, – чтов наш механический век не могут создать часы для гостиной, такие же надежные,как в Уэльсе.

Холмс повернул ко мне бесстрастное лицо.

– Часы в Уэльсе? – повторил он. – Что вы хотите?.. Часы вУэльсе! Ватсон, вы правы! Круги Космоса, движущиеся звезды! Опять вы направилименя по верному пути.

Он взял один из рисунков и начал что-то рисовать на нем.Лицо его сияло от радости, а я стоял рядом, совершенно сбитый с толку. Холмсвсе еще что-то чертил, когда миссис Хадсон известила о прибытии Хардена и Джея.Холмс встал, чтобы поприветствовать их, не выпуская листа из рук.

– Входите, входите! – крикнул он. – Думаю, у меня есть длявас новости. – Джей, будьте так добры, снимите с каминной полки фотографию.

Юноша проворно выполнил просьбу Холмса, и, когда мы всеуселись, мой друг снова положил фотографию на обеденный стол и указал длиннымпальцем на угол изображения:

– Обратите внимание на то, что каждая часть орнаментасостоит из трех концентрических кругов с восьмиконечной звездой в центре.Представьте, если сможете, что углы звезды простираются до периметра внешнегокруга. Что мы имеем?

Мы все уставились на фотографию, совершенно ничего непонимая.

– В каждом случае мы получим окружность, разделенную натридцать два сегмента, – продолжал он нетерпеливо. – Теперь смотрите,центральный орнамент нигде не пересекается с соседними. Внешние круги в отличиеот всех, пересекаясь, образуют дополнительный узор, причем на местах ихпересечения явно повторяется крестообразный символ.