Еще больше смутившись, Саманта молча покачала головой.

Улыбка Мены чуть поблекла.

– Тогда, возможно, поете? Или, может, играете на каком-нибудь музыкальном инструменте?

– Только в тех случаях, когда я одна и никто не слышит.

Они отпили еще по глотку портвейна, затем маркиза сказала:

– Я слышала, что американцы очень любят вальсировать…

Тягостное молчание было ей ответом. Саманта чувствовала: все складывается совсем не так, как ей хотелось бы. Что же до танцев… Смиты, вырастившие ее, считали любые пляски изобретением дьявола. Ни разу в жизни Саманте не приходилось танцевать – даже под деревенскую скрипку!

– Должно быть, вы предпочитаете более активные развлечения? – допытывалась Мена, она отставила свой бокал на изящный столик, стоявший у ее локтя. – Я вот обожаю все, что связано с верховой ездой! Летом у нас здесь бывает фантастическая конная охота.

Саманта гордо выпрямилась.

– Да, ездить верхом я умею и люблю! – подхватила она. В голосе ее прозвучало облегчение. – А еще умею стрелять.

– Но это же чудесно! – Мена радостно всплеснула изящными руками и, подавшись к гостье, сообщила: – Я выросла в небольшом баронетстве на юго-западе Англии. Верховая езда всегда была моим любимым развлечением. Нам с вами обязательно надо как-нибудь прокатиться вместе!

Весьма довольная тем, что у них с маркизой наконец-то нашлось что-то общее, Саманта едва не выпалила, что тоже выросла на юго-западе, но вовремя прикусила язык.

– Я сейчас езжу верхом каждый день, – объяснила она. – Вместе с несколькими наемными работниками собираю коров, которые за десять лет успели одичать и разбрестись бог знает куда.

– Может быть, мне стоит навестить вас в Эррадейле, – предложила Мена. – И вот что мне подумалось… Сбор урожая давно позади, на винокурне до весны особой работы не будет, так что если вам нужна помощь со сбором скота, то возможно, местные жители с удовольствием согласятся на вас поработать.

– Это будет очень кстати, спасибо вам! – искренне отвечала Саманта, оставив всякие подозрения – то ли из-за двух бокалов портвейна, то ли из-за обезоруживающего очарования леди Рейвенкрофт.

Бросив взгляд на тяжелые шторы с золотым шитьем и этажерку с расписным фарфором, она спросила:

– А вы занимаетесь всем тем, о чем меня спрашивали? Я имею в виду… м-м… интересы и достижения.

– Да, все эти занятия мне знакомы. – К чести леди Рейвенкрофт, это признание она сделала почти смущенно, потупившись и залившись нежным персиковым румянцем. Потом вдруг выпрямилась, словно пораженная какой-то внезапной мыслью. – А вас что-то из этого интересует? Зимой в горах Шотландии бывает одиноко, а на нынешнее Рождество мы не собираемся в Лондон – дела призывают моего мужа остаться здесь. Быть может, если позволит погода, вы заглянете ко мне, и я вас… чему-нибудь научу? До того, как выйти замуж за лэрда Рейвенкрофта, я некоторое время служила гувернанткой. Скажите, к чему вас особенно влечет?

«Ох, знать бы, к чему меня влечет?..» – мысленно вздохнула Саманта.

– А… э… а вы что любите больше всего? – спросила она.

– Я всегда обожала танцы. Научить вас?..

О черт! Саманта незаметно вытерла вспотевшие ладони о юбку. Она никак не ожидала, что ей предложат регулярно наведываться в Рейвенкрофт. И потом, можно ли танцевать с врагом? Хотя… Ведь они с этой дамой не враги. Мена Маккензи, похоже, вполне искренне хотела стать ей подругой…

Но… она – не Элисон Росс. Об этом не следовало забывать. И она приехала сюда не играть в принцессу, а прятаться от своих преследователей. А также искупать грехи и присматривать за Эррадейлом.

От необходимости отвечать ее спас лакей, появившийся на пороге с сообщением, что маркиз Рейвенкрофт задерживается и не вернется до темноты.

– О, дорогая моя, как жаль, что вы приехали зря! – посетовала Мена. – Чем мне это загладить? Знаете, поскольку я – госпожа клана Маккензи, лэрд Рейвенкрофт порой спрашивает у меня совета и ко мне прислушивается. Особенно хорошо я знакома с земельными спорами, если они вас интересуют. – Маркиза бросила на гостью вопросительный взгляд, давая понять, что уже слышала о ее затруднениях.

Решив, что можно говорить начистоту, Саманта кивнула:

– Да-да, леди Рейвенкрофт. Видите ли…

– Называйте меня Мена, прошу вас!

– Знаете ли вы, что младший брат вашего мужа, граф Торн, пытается украсть у меня землю?

– Торн?.. – удивилась Мена. – Это совершенно на него не похоже!

К чести маркизы, она внимательно слушала рассказ Саманты. И чем дальше слушала, тем больше хмурились. Вскоре ее любезная улыбка сменилась выражением озабоченности.

– Я знала, что он подал иск о признании поместья Эррадейл выморочным, – призналась она, когда Саманта закончила свой рассказ. – Но теперь, когда вернулась законная владелица… Не думаю, что он станет настаивать на своих правах на эту землю. И тем более не станет вам досаждать или вредить!

– Он сказал, что или я заключу сделку с ним, или мне придется отдать землю лэрду Рейвенкрофту. А у него Торн купит ее за несколько центов.

Маркиза снова нахмурилась.

– Простите, боюсь, это выражение мне незнакомо.

– Ну… то есть за несколько пенсов, – пояснила Саманта.

– А… понимаю. Простите, если ошибаюсь, но разве Торн не предлагал вам за эту землю весьма значительную сумму?

– Немалую, – коротко ответила Саманта.

– Вы наверняка не хотите оставаться здесь надолго, но не хотите и продавать ему поместье. Но почему?

Саманта заерзала в кресле. Что же ей делать? Сказать правду. Ох, ужасно не хотелось ступать на территорию открытой вражды. К тому же она чувствовала, что изящная и любезная Мена Маккензи ей нравится. Конечно, Саманта не думала, что встретит здесь чопорную старуху, но она никак не ожидала увидеть женщину ненамного старше ее. Разумеется, эта леди была куда лучше воспитана и образована, однако ее доброта и искренность тронули Саманту – словно заполнили какую-то пустоту в душе, о существовании которой она прежде и не подозревала.

Саманта допила свой портвейн – при этом сознавая, что после ее следующих слов попробовать портвейн ей, возможно, долго не придется – и решилась сказать правду:

– Пожалуйста, не обижайтесь, леди Рейвенкрофт… Мена… но я дала слово отцу, что никто из сыновей Хеймиша Маккензи не завладеет Эррадейлом.

Чело Мены Маккензи омрачилось, она грустно улыбнулась и тихо сказала:

– Мне не на что обижаться, дорогая моя. Я не упрекаю вас за ваши чувства. И муж мой упрекать не станет. Кому, как не ему, знать, сколько преступлений совершил его отец?..

Пораженная этим ответом, Саманта не знала, что сказать. Она никак не ожидала услышать столь деликатные слова – скорее уж ждала, что после этих слов слуга-индиец, застывший точно статуя в углу гостиной, вышвырнет ее за дверь!